Капитан Железная Голова (Капитан флибустьеров)

Отвратительные пипы, гады из семейства жаб, с бычьим голосом, мычали у какого-нибудь неизвестного болота, над которым с жужжанием кружились тучи москитов; кампанеро, или птица-колокол, повторял свою однообразную и пронзительную нотку через равномерные промежутки; обезьяны визжали наперебой, свиньи пекари глухо хрюкали в колючем кустарнике, и исполинские грифы, широко распустив свои большие крылья, описывали громадные круги в воздухе, испуская отрывистые, пронзительные крики, к которым примешивалось мяуканье диких кошек и веселое пение тысяч птиц всех родов и цветов, зябко нахохлившихся в густой листве.

Путешественники шли довольно быстро, отчасти чтобы согреться — на Санто-Доминго утро бывает крайне холодным — отчасти чтобы вернуть время, потерянное на приготовления к дороге.

По выходе из города никто не проронил ни слова.

Флибустьеры курили коротенькие трубочки, испанцы же, вероятно, размышляли о счастливом и неожиданном событии, которое возвратило им свободу, когда перед ними была открыта одна печальная перспектива вечного рабства.

Однако, когда мрак совсем рассеялся и на смену ему пришел ослепительный тропический свет, перед которым самый прекрасный день нашей старой Европы кажется серым и туманным, путешественники стали понемногу оживляться, и в разных группах, из которых состоял караван, уже успели переброситься несколькими словами.

Медвежонок Железная Голова, обычно такой хладнокровный и сдержанный, казался чем-то озабоченным, даже взволнованным; он то и дело оглядывался назад или по сторонам, на вопросы товарища отвечал невпопад, иногда вдруг останавливался без видимой причины и с досадой снова пускался вперед.

— Что это сегодня на тебя нашло? — вскричал наконец Тихий Ветерок. — Четыре раза я повторяю один и тот же вопрос, а ты не удостаиваешь меня ответа. Хороший же ты после этого собеседник!

— Я не слышал, — ответил Медвежонок тоном человека, который внезапно проснулся.

— Это дело другое; стало быть, ты оглох.

— Оглох?

— Разумеется, раз ты не слышишь. Берегись, дружище, — прибавил Тихий Ветерок, наклоняясь к уху капитана, — если так пойдет и дальше, я поневоле приду к заключению, что Лоран был прав.

— С какой стати приплетаешь ты Лорана? — возразил Медвежонок, невольно вздрогнув.

— Еще бы! Разве он не говорил, что ты вдруг воспылал участием к испанским пленникам из-за прекрасных черных глаз одной из сеньорит, если не обеих?

— Да я еще и лиц-то их не видел.

— Тем более, приятель.

— Ты бредишь!

— Разумеется, я брежу, а ты в полном рассудке; это дело решенное. Однако, как я ни брежу, будь я на твоем месте, не упустил бы случая, которого, пожалуй, более не представится; я подошел бы к дамам и отважно вступил с ними в разговор.

— Что же я выиграю этим?

— Удовольствие услышать нежный и мелодичный голос, который будет ласкать твой слух; разве этого мало?

— Но о чем же мне говорить?

— Вот тебе на! Нашел трудность! Говори с ними обо всем на свете, о дне и ночи, о погоде, настоящей и будущей.

— Премилый предмет для беседы, в особенности занимательный, — возразил капитан, презрительно пожав плечами.

— Занимательнее, чем ты полагаешь; сейчас докажу тебе это.

— Ты?

— Ив одну секунду; вот, смотри.

Тихий Ветерок остановился, поджидая, чтобы дамы поравнялись с ним.

— Извините, сеньорита, — вежливо обратился он к той, которая ехала ближе к нему, — кажется, у вашей лошади ослабла подпруга, позвольте мне осмотреть ее.

— Извольте, сеньор, — ответила дама.

Тихий Ветерок с самым серьезным видом осмотрел подпругу.

— Я ошибся, — сказал он через минуту, — все в порядке.

— Благодарю за внимание, сеньор.

— Не позволите ли вы задать вам один вопрос? — едва слышным голосом обратилась к нему другая дама.

— Весь к вашим услугам, сеньорита, так же как и мой друг, — с почтительным поклоном отвечал Тихий Ветерок, указывая на Медвежонка, который шел рядом с ним и, чувствуя, что стал предметом внимания дам, не знал, куда себя девать.

— Долго мы еще будем путешествовать таким образом? — спросила дама.

— Я не могу ответить вам определенно, сеньорита, по той простой причине, что сам не знаю.

— Однако вы же должны знать, куда ведете нас? — настаивала незнакомка.

— Приблизительно.

— Как это приблизительно? — испанка разразилась свежим и мелодичным смехом.

— Берегись, Лилия, ты задаешь нескромные вопросы, — остановила ее спутница.

— Я? Чем же мой вопрос нескромен, любезная Эльмина?

— Ты должна бы понять, что эти господа, вероятно, имеют важные причины отвечать тебе таким образом.

— Вы напрасно так думаете, сеньорита, — вдруг вмешался в их разговор капитан, — смею вас уверить, что слова моего друга — чистейшая правда.

— Я верю вам, — с глубоким чувством ответила донья Эльмина, — вы обошлись с нами так благородно и великодушно, что мы ни одной минуты не позволим себе сомневаться в вашей правдивости.

— Позвольте, сеньорита, я объясню вам в двух словах то, что может казаться загадочным. Вам, вероятно, известно, что мы пребываем в постоянной войне с вашими соотечественниками?

— Да, я знаю, — ответила донья Эльмина слегка изменившимся голосом.