Хирохито давал клятву своему народу: «Мы в состоянии защитить и поддерживать жизнедеятельность нашего имперского государства. Мы всегда вместе с вами, нашими добропорядочными и лояльными подданными, и полагаемся на вашу искренность и сплоченность. Больше всего остерегайтесь любых эмоциональных вспышек, которые могут вызвать ненужные осложнения, и любого противостояния и споров между вами, которые могут вызвать замешательство в ваших рядах и приведут только к потере доверия к вам со стороны всего мира и собьют вас с истинного пути. Будьте уверены в вашей правоте, крепите в себе духовное благородство и поступайте решительно, чтобы и дальше множить прирожденную славу имперского государства и шагать в ногу с развивающимся миром».
Кадзуо Кавай, редактор «Ниппон таймс», так описывает реакцию людей на обращение: «Ответ слушателей был по всей стране практически одним и тем же. Некоторые, в основном женщины, разразились едва сдерживаемыми рыданиями. Вслед за ними мужчины, которые с искаженными лицами всячески пытались сдержать слезы, тоже не выдерживали. В течение нескольких минут эмоции охватили все население. Это была внезапная массовая истерия в общенациональном масштабе, но истерия в приглушенных минорных тонах. Никогда еще японцы не переживали такое всеобщее эмоциональное потрясение, никогда нация не была так духовно едина, как в этом ответе на обращение императора».
В министерстве внутренних дел, так же как и в других крупных правительственных учреждениях, служащие, собравшись в конференц-залах, внимательно вслушивались в слова императора. Когда он только что начинал говорить, многие из них полагали, что он призовет нацию быть готовой к «решительной битве за свою страну». В первую минуту-другую сохранялось мертвое молчание. Затем, когда появилось понимание того факта, что речь идет о капитуляции, все слушатели начали всхлипывать и по их щекам потекли слезы.
В поезде, отправившемся из Токио, профессор Асада вместе со своими попутчиками внимательно слушал радиопередачу. Многие выкрикивали «Банзай!», посчитав, что послание было посвящено объявлению войны России. Когда поезд подъезжал к станции Нагоя вскоре после того, как передача завершилась, пассажиры были шокированы, услышав, как дети кричали на платформе: «Япония разгромлена, Япония разгромлена!» Именно в этот момент пассажиры осознали истинный смысл обращения императора. Крики «ура!» обратились в слезы.
На военных предприятиях, где была остановлена работа, чтобы все могли послушать обращение императора, господствовали те же смешанные чувства и отклики. Нигде в своей речи его величество не использовал слово «капитуляция». Однако в самом конце его речи среди рабочих послышался плач, и слезы безудержно покатились из глаз. Это были слезы и облегчения, и скорби. Заканчивался четырнадцатый год войны. Какие бы события еще ни произошли, вряд ли положение могло быть хуже. Как только радиопередача закончилась, заводы по всей стране прекратили работать. В эту минуту никто не мог сказать, закроются ли они временно или навсегда. Патриотические плакаты на стенах зданий требовали: «Производите самолеты!» Но теперь это было уже не нужно. Миллионы сознательных рабочих, постоянно занятых, сразу же оказались выброшенными на улицу. На заводах не было слышно клича «Банзай!».
В Генеральном штабе японской армии генералы решили, что они все вместе должны взять на себя унизительную ответственность за капитуляцию. Были утверждены приказы на 14 августа. Все офицеры должны были быть в форме «тип А», в мундире со всеми орденами, в белых перчатках и с церемониальным мечом самурая.
В полдень офицеры стояли рядами перед репродуктором и слушали своего императора. Это было высшее руководство армии, включая начальника штаба генерала Умэдзу, фельдмаршалов, генералов и командующих. Потребовалось некоторое время, чтобы все осознали, что сказал император, но, когда это произошло, белые перчатки скоро стали влажными от слез. А когда его величество произнес слова о необходимости капитуляции, почти никто из офицеров, даже самых стойких, не смог сдержать рыданий.
Мечта о завоеваниях была поколеблена в самом основании. Надежда на спасение была ничтожной. Эти люди понимали все последствия разгрома и оккупации на основании своего опыта завоевателей и оккупантов, полученного на Филиппинах, в Голландской Ост-Индии, Британской Малайе, Бирме, Индокитае, Маньчжурии, Корее и Китае. В представлении многих оккупация войсками союзников Японии была равноценна японской оккупации завоеванных территорий. Для тех, кто вспомнил о Нанкине в этот момент, ближайшее будущее показалось ужасным и безысходным.