Капитуляция Японии во Второй мировой войне. За кулисами тайного заговора

Министр флота Ёнаи выступал следующим. По всем частям флота был распространен приказ о прекращении огня в 10 часов 30 минут. Ёнаи выражал беспокойство, дойдет ли приказ вовремя до всех подразделений. «Союзные державы в своих коммюнике особо подчеркнули, что мы должны закончить все военные действия в течение двадцати четырех часов. Однако мы должны помнить и о дальних гарнизонах, и о разнице во времени». По его оценке, чтобы приказ дошел до всех частей в самой Японии, потребуется два дня; до частей в Маньчжурии в Китае и до гарнизонов на островах южных морей — шесть дней. Целых двенадцать дней приказ будет идти до отрезанных, осажденных войсковых соединений на Новой Гвинее и Филиппинах. Было решено, что о подобных фактах необходимо сообщить союзным державам, чтобы избежать возможных недоразумений и инцидентов.

Затем слово взял Судзуки. Его густые брови приподнялись, когда он рассказывал кабинету о последнем призыве Анами, с которым он обратился накануне вечером. «Военный министр Анами всячески способствовал работе правительства. Кабинет пал бы немедленно, если бы Анами ушел в отставку. Так как министр этого не сделал, кабинет смог достичь поставленной перед ним главной цели — окончить войну. За это я всегда буду благодарен военному министру. Генерал Анами был человеком трудолюбивым и преданным, настоящим воином. Он был замечательным министром, и я глубоко скорблю о его кончине».

Произнесенный Судзуки панегирик поверг всех министров в мрачное настроение, но у них впереди было еще много незаконченных дел.

Возможно, одним из наиболее популярных решений правительства Судзуки было самое последнее. Кабинет постановил, что все запасы, предназначенные для нужд армии, будут распределены между наиболее нуждающимися гражданами, поскольку угроза вторжения уже отпала.

Поэтому продовольствие, одежда, одеяла и другие дефицитные товары были переданы людям. Тем самым это помогло отчасти погасить недовольство народа.

Теперь на повестку дня был поставлен финальный важнейший вопрос — отставка. Старик премьер был твердо уверен в том, что необходимо провести разграничительную линию между военным периодом и наступавшим мирным, когда должно было смениться правительство. Его работа была сделана. Теперь было возможно совершить то, что всего лишь сутками ранее считалось бы актом преступной безответственности. Кабинет может и на самом деле должен подать в отставку немедленно. Так сказал Судзуки. Он был виноват как премьер, а министры как члены правительства в том, что они ранили имперское сознание народа, были вынуждены сделать то, что должны были сделать, — выбрать мир.

«Было решено прекратить боевые действия. Мне стыдно подумать, что я дважды побеспокоил его величество во время принятия им августовского решения. Поэтому я подаю в отставку. Теперь, когда война окончена, кабинет должен быть реформирован, однако я не могу сказать, когда это лучше всего сделать. Представляется, что сейчас наилучшее время. Конечно, в свете этого очень прискорбно, что с нами сегодня нет военного министра».

У японского народа, привыкшего к отставкам правительства, нынешняя отставка могла вызвать некоторые сомнения. Это было связано с решением завершить войну. Однако, предвидя подобное развитие событий, редакторы газет тщательно объяснили своим читателям, что «отставка не означает, что политический курс и методы работы правительства Судзуки должны быть подвергнуты критике. Что у народа не было уважения и доверия к кабинету. Что была оппозиция по вопросу завершения войны… Отставка — это исключительно вопрос морали». Было непростительным проступком Судзуки, что он втянул императора в повседневные государственные дела!

И было вполне естественным, что его непрошеное ходатайство к высшему в стране лицу должно было иметь достойное завершение. Его величество принял премьера, который официально подал прошение об отставке. Император, престиж и власть которого адмирал поддержал своими действиями, поблагодарил его: «Вы прекрасно справились со своими обязанностями, Судзуки». Он в задумчивости повторил свои слова, словно пытаясь убедиться, что премьер расслышал его обращение. Для старика, простого и не привыкшего лукавить, это было равноценно благословению. Судзуки попросили остаться в премьерах, пока не выберут нового. А этот выбор относился к компетенции Кидо.

Маркиз Кидо попросил у его величества разрешения при рассмотрении нового кандидата на пост премьера проконсультироваться только с председателем Тайного совета. Хирохито согласился с этим с целью ускорить процесс назначения.

В 4:30 престарелый ветеран Хиранума встретился с Кидо, и они начали неспешный разговор. Наконец они решили рекомендовать принца Хигасикуни (дядю Хирохито), а принца Коноэ — в его советники. Этот кабинет из представителей императорской семьи будет обладать, как ожидалось, самыми большими полномочиями, в отличие от прежних правительств.