Капкан для Александра Сергеевича Пушкина

Анну Керн под вечер в ее кокетливой гостиной посетил интересный гость. Это был некто Никитенко, совсем еще молодой человек, высокий и стройный. Глаза его были умными, а лицо казалось красивым. Это был человек, который пробился из самого низа, он был из крестьян, что придавало ему некий шарм. К тому же это был не сиволапый, вонючий мужик, которого генеральша и на порог не пустила бы, а известный всему Петербургу цензор, одетый в приличный костюм, научился пользоваться лорнетом, который он носил на тесемочке вполне правильно…

Анна Петровна сразу пошла в наступление. Чаруя его своими томными глазами, она рассуждала о чувствах, о литературе, о пустоте света… и тут же, почти сразу, она призналась ему:

– Я не люблю оставаться с людьми в этаких, знаете, неопределенных отношениях. Если мне встречаются по судьбе люди, то я или остаюсь совершенно безразличной, или привязываюсь к ним, насколько хватает силы моего сердца…

У Никитенко кругом пошла голова: ясно же, на что намекает красавица.

– Вы можете меня осуждать, – продолжала Анна Петровна, чаруя гостя своим взглядом, – но признаюсь вам, что я тщеславна, да и коварна тоже. В этом виноваты вы, мужчины, с вашими словами лести о моей красоте. Разве вы можете в чем-то меня винить? Я… обыкновенная жертва…

В дверь постучал осторожно слуга. После некоторой паузы он открыл дверь и доложил:

– Александр Сергеевич Пушкин…

Белозубая улыбка ярко блеснула в сумерках гостиной. Пушкин был в хорошем расположении духа и постоянно шутил, смеялся, не обращая никакого внимания на Никитенко. Его завораживали глаза Керн. Да и Анна Петровна как-то сразу полностью переключила свое внимание на давнего своего поклонника. Никитенко, почувствовав свою неуместность дальнейшего присутствия, вежливо откланялся…

Включив все свое очарование, Анна Петровна усадила Пушкина на диване и сама, закутавшись в теплую шаль, забилась в его уголок… Пушкин с наслаждением слушал ее колдовской голос.

Незаметно летние сумерки уступили место петербургской белой ночи, которая полна колдовства… Лакей подал им шампанское и легкий ужин… Потом Пушкин прильнул к ее ножкам и утопил ее в водопаде слов признания…

Под утро она выпустила его в сад, украшенный капельками утренней росы…

– Калитка вон там, – прошептала она своим колдовским голосом. – Я жду тебя завтра!..

– Конечно, Анет, я отравлен твоей любовью…

Поцеловавшись на прощанье, они расстались… Пушкин брел безлюдными улицами… И вдруг снова, как уже было не единожды, в душе что-то поднялось горькое и неприятное… Он не знал, что это, но понимал, что все, что с ним происходит, – это снова не то… не то… Он понял, что ему надо вырваться из проклятого капкана жизненных обстоятельств. За эти недели он умудрился проиграть 17 тысяч рублей!.. Нет, надо бежать в деревню и засесть за работу. Ему все опротивело, даже чувства к любимой женщине. Спустя некоторое время он пишет приятелю своему С. А. Соболевскому: «Ты ничего не пишешь о 2100 мною тебе должных, а пишешь о m-me Керн, которую, с помощью Божией, я на днях у…б».

Несмотря на определенную пошлость по отношению к любимой женщине, он все же действительно любил ее, и когда в свете заговорили о поведении Анны Петровны Керн и ее стали чуждаться, Пушкин сейчас же протянул ей руку:

Когда твои младые летаПозорит шумная молваИ ты по приговору светаНа честь утратила права, —Один среди толпы холоднойТвои страдания делюИ за тебя мольбой бесплодной

Кумир бесчувственный молю.Но свет… Жестоких осужденийНе изменяет он своих:Он не карает заблуждений,Но тайны требует для них…Достойны равного презренияЕго тщеславная любовьИ лицемерные гоненья.

К забвенью сердце приготовь,Не пей мучительной отравы,Оставь блестящий душный круг,Оставь безумные забавы:Тебе один остался друг! —

И все же в Петербурге Пушкину казалось, что ему свободно вздохнулось. Он не до конца понимал, под каким чудовищным колпаком власти находится. Неусыпное око надзора отслеживало каждый его шаг. Его даже допрашивают по поводу стихов из А. Шенье, озаглавленных «На 14 декабря»…

Чтобы освободиться от бешеных страстей, которые переполняли его душу, он искал выход в карточной игре, кутил, влюблялся без оглядки в женщин и даже изучал английский язык, сорился вплоть до вызова на дуэль. Он снова попытался внести существенные перемены в свою жизнь, но сватовство к красавице Олениной оказалось неудачным: ему отказали. Это еще больше внесло сумбура в его жизнь.