Капкан для Александра Сергеевича Пушкина

Все ахают при виде неожиданно влетевшей калоши, и вот входит Пушкин. На нем сюртук. Он, завсегдатай балов и салонов, явился к Гончаровым смущенный и застенчивый. На него устремили свои взгляды все три сестры: Екатерина Николаевна – холодный и неприязненный, Александра Николаевна – будто втайне обиженный, и, наконец, Натали, ради которой он пришел сюда, – непроницаемо спокойный благовоспитанной барышни, даже нисколько не покрасневшей, хотя она уверена, что он пришел сделать ей предложение.

Эта отчужденность не осталась не замеченной Пушкиным, и в поведении его появилась какая-то скованность, неестественность.

Как старшая за столом говорит Екатерина:

– Мы завтракаем, господин Пушкин… налить вам кофе? Садитесь!.. Натали, сходи к мама́, сообщи ей о приезде господина Пушкина.

Натали ушла.

– Благодарю вас, мадемуазель, я только что завтракал… Я хотел бы увидеть вашу маму, говорит Пушкин, садясь…

Войдя в спальню матери, Натали некоторое время не решается сообщить ей о Пушкине. И только когда мать удивленно посмотрела на нее, Натали почти прошептала:

– Мама́! Пришел Пушкин!

– А-а! Пушкин? Он приехал, значит? Что же ему надо?

– Он хочет видеть вас, мама́…

– Ах, так!.. Он в чем одет? Во фраке?

– Кажется, во фраке. Впрочем, я не заметила… Так что же ему сказать?

– Это все глупости! И ты не думай ничего серьезного!

– Я? Я совершенно ничего не думаю, мама́!.. – равнодушным голосом произнесла Натали.

– Я получила такие сведения о нем!.. Тебе незачем это знать. Этому не бывать!

– Что ему сказать, мама́? Что вы больны и не можете его принять?

– Отчего же я не могу его принять? Я вполне могу его принять… здесь, – говорит Наталья Ивановна несколько надменным голосом. – Проси его сюда…

Из спальни матери возвращается Натали и говорит, краснея:

– Господин Пушкин, мама́ просит вас к себе… Она извиняется, что не может выйти сюда.

Пушкин, войдя в спальню, делает от дверей почтительный поклон.

– Здравствуйте, господин Пушкин!.. Александр Сергеевич? Так, кажется, вас зовут?.. Садитесь вот сюда. Ближе ко мне… Вы уж извините, немного приболела, – несколько жалобным голосом Наталья Ивановна завершила свое приглашение.

Пушкин, подойдя к ее постели, целует ей руку и садится на один из стульев.

– Мы вас давно не видели… Вы что-то очень долго пробыли на Кавказе. Вы туда, кажется, отправились еще зимой?

– Нет, сударыня! Я уезжал только пять месяцев назад… Я был в действующей армии графа Паскевича… Был с ним в походе в Турцию… При мне был взят Арзрум… Но там я очень соскучился по России, Москве и больше по той, которую мне бы хотелось… назвать своей невестой…

Произнося последние слова, Пушкин привстал.

– Присядьте, Александр Сергеевич! Присядьте!.. Такой вопрос с ходу не решается… смею заметить, что вы не так уж и молоды, чтобы этого не знать. Вон и морщин сколько на лице уже имеется, наверное, от трудов поэтических… Надо все взвесить с холодным рассудком, а не бросаться очертя голову… Хотя вы, должно быть, и очень состоятельный человек, все-таки…

Пушкин почувствовал иронию в этих последних словах, что несколько взбунтовало его арапскую кровь.

– Я не сказал бы о себе как о состоятельном человека, Наталья Ивановна, но… – несколько сквозь сжатые зубы начал он отвечать.

– Но несостоятельные люди не проигрывают тысячи червонцев сразу, – живо перебила его Наталья Ивановна.

Такая осведомленность о его проигрышах изумила Пушкина.

– Откуда вам это известно?

– От добрых людей, конечно! Откуда еще?! А потом заняли пятьсот червонцев и снова проиграли…

– Я чрезвычайно изумлен! Вам и это известно? Да, действительно, все так и было!.. Признаюсь, что моему самолюбию очень льстит, что вы все-таки интересовались мной, хотя бы для того, чтоб подсчитать мои проигрыши… Поверьте, все это происходило от тоски… А затем. Я не считаю эти проигрыши большими.

– То есть вы хотите сказать, что способны проиграть еще большие суммы? – сказала Наталья Ивановна, в удивлении расширяя глаза.

– Вовсе нет, я хотел сказать, что способен нажить гораздо больше своими сочинениями… – ответил Пушкин.

– Хочу вам заметить, господин Пушкин, что были в действующей армии без разрешения государя. Да, Паскевич вам разрешил, но не император.

Пушкин нетерпеливо машет рукой:

– Это совершенно не важно. Государь меня любит.

– Однако он не любит, когда своевольничают! И он может засадить вас безвыездно снова в деревню, а вы между тем мечтаете о женитьбе на моей дочери.

– Правда, я был в ссылке и в Молдавии, и в Одессе, и в деревне, но сослал меня туда не этот царь, а мой тезка Александр…

– Благословенный! – строго добавляет Гончарова.

– Это для кого как! Может быть, для многих он и был благословенным, но мне он испортил первую половину жизни!

– И это вы так говорите об императоре Александре? Об этом ангеле? – с гневом восклицает Наталья Ивановна.

– Я не привык целовать руки тех, кто бьет меня арапником! Я себя уважаю! Я не царский пес! – горячась, ответил Александр Сергеевич.

– Я не могу слушать подобные слова о нашем императоре. И после этого вы надеетесь получить руку моей дочери? – говорит Наталья Ивановна враждебно.