Капкан для Александра Сергеевича Пушкина

Пушкин узнает, что ему направлено приглашение посетить Париж. Он обращается с письмом к Бенкендорфу в надежде получить разрешение посетить Францию или Италию. Может быть, разрешат хотя бы в Китай с русской миссией, отправляющейся туда. Просит он и разрешить ему опубликовать «Бориса Годунова», чтобы поправить расстроенные финансовые дела: «Ввиду отсутствия у меня состояния мне было бы затруднительно лишиться полутора десятков тысяч рублей, которые может мне доставить моя трагедия…»

Царь после доклада Бенкендорфа отказал Пушкину в поездке и во Францию, и в Италию, и даже в Китай. Царь изволил начертать: «Это слишком расстроит ваши денежные дела, а кроме того, слишком отвлечет вас от ваших занятий…» В Китай тоже нельзя, поскольку «все входящие в него лица уже назначены и не могут быть заменены другими без уведомления о том Пекинского двора». «Бориса Годунова» печатать можно, но только под ответственность Пушкина.

С середины января Пушкин часто посещает Карамзиных, где встречается со многими своими друзьями и знакомыми. Он снова здесь увлечен Александрой Осиповной Россет. Пушкин давно с ней знаком, посвятил ей несколько стихотворений, в которых называл ее «придворных витязей грозой», другими лестными эпитетами, но она не давалась: несмотря на свою южную красоту, она была сдержанного темперамента, не была склонна к авантюрам, разве только на словах. Для этого у нее был заведен специальный чемоданчик, в который она складывала любовные письма и записочки, часто шаловливого содержания, которые ей писали, начиная от Соболевского и кончая его величеством. Некоторые из них и показывать молодым девицам было стыдно, не говоря уже о том, чтобы их читать вслух. Какой-то остряк даже сочинил стишки по этому поводу:

Вы Донна Соль, подчас и Донна Перец,

Но все нам сладостно и лакомо от вас,И каждый мыслями и чувствами из насВаш верноподданный и ваш единоверец.Но всех счастливей будет тот,Кто к сердцу вашему надежный путь проложитИ радостно сказать вам сможет:

О, Донна Сахар, Донна Мед!..

Знакомство с Александрой Осиповной было выгодно, поскольку, являясь любимой фрейлиной императрицы, всегда могла замолвить словечко. Она была наделена умом и все это прекрасно понимала, соответственно относясь к знакомству, особенно с «сочинителями».

Закутавшись в теплый платок, Александра Осиповна лежала на оттоманке в своем будуаре. Рядом валялся роман, кажется французский. В передней раздался шум.

– Кого это еще принесло, – подумала она. – Принимать не охота.

Постучав, вошел лакей:

– Пушкин и Жуковский желают вас видеть.

– Вот еще!.. Ладно, проси…

Она поднялась, рассмотрела себя в зеркале и вышла к гостям в голубую гостиную.

Облобызавшись с гостями, которые с шутками ее приветствовали, она усадила их в кресла и присела сама. Только они приступили к беседе, как лакей сообщил о прибытии Никитенко. Усадив и его, разговор пошел в шутливом тоне, как это всегда бывало в этой гостиной.

– Больше всего я вам рада, Александр Васильевич, – глядя с улыбкой на Никитенко, сказала красавица. – Если б вы знали, как мне надоели эти лощеные петербуржцы… Когда я вижу вас, я всегда вспоминаю нашу милую Малороссию. Я ведь тоже там родилась, воспитывалась на галушках и варениках. До сих пор не могу забыть ее полей, звездного неба, криков перепелов, журавлей на крышах, песни бурлаков…

Никитенко покраснел. Ему было неудобно, что «малороссиянка» попутала аиста с бузьком, а бурлаков с чумаками… Но не стал ее поправлять. А вот Жуковский не преминул вклиниться в разговор и своим медовым голосом подхватил:

– Несравненная Александра Осиповна, могу предоставить вам превеликое удовольствие познакомиться с вашим земляком Гоголем, который уже себя заявил в литературе под именем Рудого Панька, повествуя о малороссийской жизни.

– Скажу вам, что я уже его читала, дорогой Василий Андреевич… И вы с ним знакомы?

– Буквально несколько дней назад он был у меня. Мне кажется, он нуждается… Его надобно бы пристроить куда-нибудь… Я об этом попросил Плетнева, авось получится…

– Я вам скажу, что он обладает недюжинным талантом! – воскликнула Россет. – Конечно, ему надо помочь и приласкать.

– Донна Соль, я не перестаю надеяться, что вы вначале меня приласкаете! – смеясь заразительно, сказал Пушкин.

– Я бы давно это сделала, но вы не стоите того, – с притворной строгостью ответила красавица. – А Гоголь симпатичный?..