Карамель

— Ты потонешь в грязи этого города, — шепчет она. — Потонешь в этом мире, в грязи, потонешь и…

— Довольно, Лоло, это не смешно, — заступается за меня Серафим, подходит и выхватывает мою руку из ледяных пальцев женщины. — Мы со всем справимся, не надо ничего усложнять.

Я замечаю напряжение между ними: если они не дружны, то почему бы им не разойтись? Серафим — главный в резиденции, это видно, зачем он держит женщину, если может прогнать ее?

— Пойдем, Карамель, еще раз обсудим твою работу.

Я следую за ним, и мы останавливаемся около главного входа резиденции. Разговор с Лоло сгустком остается в душе — откуда ей было знать про мои мысли, если ни разу фразы эти не было озвучены ни в одном интервью?

— Ты готова к встрече с семьей? — отвлекая, спрашивает меня Серафим, но тема для смены беседы выбрана неудачная — одна ложка дегтя, вторая.

Слишком неожиданно, неужели он готов подняться на поверхность прямо сейчас?

— Готова, — вру я.

— Ни с кем не прощайся, ладно?

— Ну, — мычу под нос и выдерживаю паузу. — А почему?

— Мы никогда не прощаемся друг с другом, но всегда возвращаемся. Такова традиция.

Мы останавливаемся у шкафа в коридоре, где Серафим надевает куртку.

— Ты в этом и пойдешь? — спрашивает он, указывая на мои майку и джинсы.

— У меня другого нет, — угрюмо кидаю я.

— Тогда ладно. Просто, когда ты идешь сбоку, кажется, что меня преследует Б-Нель, — посмеивается юноша. — Так непривычно… Она ведь никогда не поднималась на поверхность после того инцидента… Вы с ней очень похожи.

«Надеюсь, что только внешностью и фигурой», подмечаю я.

— Вы подружились?

Серафим дает мне чью-то куртку, и мы уходим.

Шагаем по тропинкам между домами — опять светит солнце. Изредка вижу людей, которые ходят от участка к участку: они не обращают на нас внимания, не обращают внимания на меня; все иное — это непривычно. Мы равны.

— Вчера хорошо провели время, — отвечаю я. — Очень хорошо.

— Она много о тебе говорила. Просила сильно не загружать, и я пообещал беречь тебя.

Искренне улыбаюсь Серафиму, потом удивляюсь этому и вдруг вспоминаю свой дурной сон. Спрашиваю о том, снится ли ему что-либо и когда-либо.

— Да, бывает, — протягивает в ответ юноша, — я вижу, как плаваю.

— Плаваешь? — переспрашиваю я.

— Мне нравится это, люблю воду. Даже в искусственном водоеме некогда купался.

Не могу поверить… — начинаю спорить с ним, мотая головой, и выражать полнейшее несогласие, после чего сдаюсь и киваю юноше.

— А повторяющиеся сны у тебя есть?

Я пытаюсь разобраться в смысле моего сна — почему я постоянно тону? почему вода вечно поглощает меня и забирает к себе? отчего? Серафим замирает, обдумывает, смакует на языке разные ответы, но с оглаской ни одного из них не торопится. Мы оказываемся у арки, и я опять смотрю в сторону Солнца — его вечно улыбающаяся персона вдыхает в меня жизнь. Серые тучи вновь сгущаются над верхними этажами Нового Мира — я наблюдаю за этим и несколько горюю: горюю от того, что приходится возвращаться.

— Один есть, — тихо проговаривает Серафим.

— Ты не хочешь рассказывать о нем? — Выведываю причину его резкой смены настроения.

— Не то чтобы… Мне снится девушка — она держит на руках маленького котенка, но я никогда не вижу ее лица. Котенок начинает брыкаться, но она останавливает его, слегка прихватывая за горло. Я наклоняюсь к ней и целую в висок, а потом тут же просыпаюсь.

— У тебя есть пара?

— Нет.

— Может, ты влюблен? — предполагаю я.

— Это уж вряд ли.

Я пытаюсь.

В метро мы ждем поезд, Серафим повторяет, какие указания раздал другим членам команды, меня ждут несколько незатейливых историй о жизни в Остроге и забавные истории, случавшиеся на Золотом Кольце, но дергает меня — изнутри, на уровне сердца, — тот рассказ, когда юноша роняет факт знакомства с Ирис. Обмолвившись, он говорит, что знаком с моей подругой, про которую я рассказываю — припоминаю нелепый момент с ее подарком-уколом на мой день рождения.

— И где же вы повстречались впервые? — спрашиваю я, представляя то, каковы же реальные размеры Нового Мира — крошечный участок земли, где собраны все те, кто друг друга знает или хоть раз как-то пересекался, говорил или взаимодействовал, а безучастный люд — декорации.