Эккариус делает разъяснение по вопросу о приходе к власти. Леман и Виллих, не говоря ни слова, уходят. Голосование. Все три пункта принимаются единогласно при воздержании Шаппера, который заявляет протест и говорит, что кельнцы пойдут за ним. На вопрос, имеет ли он возражения против протокола, Шаппер отвечает, что возражать излишне. Протокол подписывают все оставшиеся, кроме Шаппера. В числе подписей: Маркс, председатель ЦК, Энгельс, секретарь. У нас все схвачено, как говорится…
Мы не строим пустых догадок, а продолжаем констатировать и сопоставлять. На первом плане были, по словам Маркса, какие-то личные противоречия,
Шаппер определенно не хотел раскола (о чем молчал Вил-лих, мы не знаем). К расколу вело предложение Маркса, хотя изображалось оно как мера, сохраняющая единство (ну железная же логика!). Это два.
На третье у нас будет странное несоответствие между большинством Маркса в ЦК и подавляющим большинством Вилли-ха – Шаппера во всем Обществе (включая Маркса, из Общества вышло 12 человек). Известно – и мы вскоре вернемся к этому, – что во всех руководящих органах, где был Маркс, рано или поздно у него формировалось большинство.
Поведение Вилллиха и Лемана на заседании ЦК будет выглядеть последовательным, если предположить, что они были против раскола, но, считая исход голосования предрешенным
Мы согласны, что установка на немедленное разжигание революции в наступивших условиях (как мы знаем их задним числом) может быть названа авантюристической. Однако мы бы не стали называть позицию Виллиха – Шаппера
На том заседании, как видим, если и говорилось о
Реорганизация ЦК лишала Виллиха и Шаппера руководящей роли в Союзе, но объективно эта мера вроде бы соответствовала установке на активизацию деятельности Союза в Германии…
Утверждению Издателя, что общины СК в Германии одобрили решение ЦК от 17 сентября, нам нечего противопоставить, кроме слов Шаппера о том, что группа Маркса – это идеологи и писатели, а его, Шаппера, группа – это те, кто «организовывает пролетариат», и его же намека на то, что у него есть реальные связи с немецкими общинами. Впрочем, те люди в Германии, которые разделяли взгляды Шаппера, могли одобрить перевод ЦК в Кёльн как меру, стимулирующую деятельность Союза в Германии. Тогда и вправду выходит, что революция все еще стоит на повестке дня.
В свете заявления Издателя о перемене мнения Маркса и Энгельса и о том, что революция откладывается, их инициатива перевода ЦК в Кёльн выглядит странно. Если же революцию не отменили, тогда все понятно. И то, почему общины в Германии могли поддержать перевод ЦК в Кёльн. И то, что нужно было удалить чересчур активных товарищей, прежде чем «приходить к власти».
Однако в свете политической обстановки в Германии после подавления революции эта мера – перевод центра в Кёльн – была
Так оно и вышло.
Лондонский окружной (теперь) комитет… точнее, один из двух, а именно группа Маркса, послал в Германию эмиссара с весьма серьезными бумагами. Какая была в этом необходимость, неизвестно. Вообще, в марксистских источниках эта история освещается мимоходом и невнятно, хотя (или как раз потому что?) речь идет о судьбе первой в истории Коммунистической партии!
Короче, связной был схвачен вместе с бумагами. Это привело к аресту Кёльнского ЦК в мае 1851 г. и разгрому местных организаций Союза. После кёльнского процесса коммунистов в 1852 г. Союз формально объявил о своем роспуске (по предложению Маркса).
Мы далеки от мысли обвинить Маркса и Энгельса в преднамеренной провокации разгрома Кёльнского ЦК немецкой полицией. Конечно, Маркс и Энгельс действовали, как всегда, правильно, безошибочно и научно обоснованно.
Не зря на заседании ЦК 15 сентября Маркс дважды сказал, что два новых лондонских округа будут переписываться с новым ЦК, не поддерживая между собой отношений. Не прошло и двух месяцев, как из Лондона в Кёльн ушло знаменательное письмо: «Предложение Лондонского округа Союза коммунистов Центральному комитету Союза в Кёльне» от 11 ноября того года (7/564).