Маркс, несомненно, заботился о своей семье, но предпочитал заниматься глобальными задачами, а не повседневностью, и потому Женни с детьми жилось очень трудно. Он был готов на любые личные жертвы во имя высокой цели — борьбы за изменение общества; однако его бескомпромиссная жесткость в борьбе против государства оборачивалась жестокостью к своим близким. Десять лет назад отец Маркса беспокоился о чрезмерном эгоизме своего сына, когда в Берлине Маркс самозабвенно боролся с младогегельянцами — и беспечно разорял при этом свою собственную семью {66}. Словно художник, целеустремленно преданный своей картине, Маркс переезжал с места на место, даже не сомневаясь, что семья следует за ним, потому что понимает важность его работы и признает его правоту. Эта уверенность в собственной правоте, возможно, в каком-то смысле ослепила его, и он не видел потребностей своей семьи.
А что же Женни? Показывала ли она когда-нибудь, что ей не так дороги идеи и цели Маркса, поскольку расплачиваться за них приходилось ей и ее детям? Все, на что мы можем опираться, — это ее письма, ее незавершенная автобиография и воспоминания ее друзей; однако на основании всего этого нельзя заподозрить, что в первые месяцы жизни в Лондоне ее лояльность хоть сколько-нибудь поколебалась. Конечно, она была женщиной XIX века, аристократкой — и традиция просто не давала ей никакого реального выбора, кроме как следовать за мужем и разделять его судьбу. Кроме того, она не хотела давать лишний козырь противникам Маркса — и потому могла не выражать протест открыто. Но даже при всех этих допущениях следует признать: Женни полностью разделяла взгляды своего мужа и полностью, до мелочей уважала потребности того, кого искренне считала гением. При всех его недостатках Женни любила Маркса, глубоко и полностью доверяла ему. Она осталась все той же юной романтической девушкой, которая, не колеблясь, бросила вызов обществу и семье, выйдя за Карла Маркса замуж; она считала дело его жизни и своим тоже. В своем письме Вейдемейеру, подробнейшим образом описывая их домашние и житейские неурядицы, она добавляет: «Не думайте, что я сломлена этими ничтожными страданиями, потому что я хорошо знаю: мы не одиноки в своей борьбе, а кроме того, я нахожусь в окружении самых любимых и близких мне людей, и мой любимый муж, основа и смысл моей жизни, всегда на моей стороне» {67}. Любой ее гнев был направлен только на тех, кого она считала предавшими Маркса. Любые жалобы она адресовала лишь правящему классу, борьбе с которым посвятил себя ее муж. Жизнь Женни была трудна, немыслимо трудна. Однако она никогда не обвиняла в этом Маркса. Все, чего она требовала от него взамен, — это верность.
Жизнь в Лондоне потрясла Женни, но это было внешнее потрясение, внутренний ее стержень не поколебался. Даже если бы она могла заглянуть в будущее, она вряд ли поверила бы, каким ударам и проверкам на прочность будут подвергаться ее сила и преданность мужу, который будет получать все новые политические и финансовые удары. А реальная трагедия Женни и вовсе будет личной…
20. Зальтбоммель, Голландия, август 1850
Когда я смотрю на здешнюю идилию, покоящуюся на мешках кофе, ящиках чая, тоннах селедки и бутылях масла, мне хочется стать поджигательницей и пройтись по стране с горящим факелом!
Сухим теплым июнем 1850 года, когда весенняя грязь и навоз высохли и превратились в облака пыли, поднятой копытами тысяч лошадей, Маркс обнаружил в своем существовании аварийный выход, портал в рай — по его представлениям. Убедив сотрудников и руководство в том, что его исследования весьма значимы, и получив нужные рекомендации, Маркс получил читательский билет в читальный зал библиотеки Британского музея {2}. Если бы Маркс был верующим, то библиотека стала бы для него храмом. Придя туда в июне — и посещая ее всю жизнь, — он нашел способ убежать от мрачной действительности.