Карла

Молодежь возвращалась домой в сумерках. Парни были навеселе. Они шалили, боролись друг с другом, кидались снежками — короче говоря, дурачились на чем свет стоит. Девушки бежали впереди, сбившись в кучку, словно овцы. Они оставили парней и доверились Карле, которая, как пастух, вышагивала впереди, возвышаясь над своим стадом на целую голову. Девушки тоже были возбуждены, пели веселые песни, помахивая платочками, но никто из них не вел себя так дико, как парни. Поэтому парней прогоняли, а тех, кто все-таки умудрялся проникнуть в их кружок, Карла заставляла вести себя прилично.

Дома всех ожидала работа. Немало потрудились и Карла с Ганой. Потом Гана пошла в свою каморку, а Карла — в чулан, потому что она всегда спала с матерью.

— Покойной ночи, Гана! — сказала Карла, проходя мимо Ганиного окошка.

Гана поспешно отворила окно и пригласила Карлу.

— Зайди, посиди со мной немного, мне еще не хочется спать.

— Нет, Гана, я останусь тут, во дворе. А ты думай, будто к тебе под окошко пришел парень.

— Ах ты выдумщица! — засмеялась девушка. Тут она оперлась о подоконник, опустила голову на руку и, задумчиво поглядев на усыпанное звездами небо, спросила не спускавшую с нее глаз подругу: — Скажи, Карла, обратила ли ты сегодня внимание на Манку и Томаша?

— Как их не заметить? Оба так пригожи, один лучше другого. Они-то наверняка будут жить дружно, как цветы на лужайке, — ответила Карла.

— А знаешь, Карла, о чем я думаю? Ведь это большая радость, когда вот так любишь кого-нибудь, — прошептала Гана.

— Да, недаром, знать, говорится: где любовь, там и ангелы.

— Ах, Карла, боязно: вдруг меня отдадут за немилого! — вздохнула Гана.

— А зачем тебе идти за него?

— Да как же не идти? Ведь родителей не ослушаешься. Но тогда я, уж верно, умру, — сказала кроткая девушка. Две слезинки выкатились из ее голубых глаз и, как роса, заблестели на украшавшем окно зеленом мхе.

— Не плачь, Гана, тому не бывать, — перебила ее Карла и прижалась лбом к плечу подруги. — Я не допущу, чтобы тебя отдали немилому; скорее убью его. Да лучше уж я сама умру, только бы никто тебя не мучил!

— Знаю, знаю, как ты меня любишь! — горячо воскликнула Гана и погладила черные волосы Карлы.

— Ложись спать, Гана! Спокойной ночи! — проговорила та, неожиданно освободившись из объятий подруги, и Гана, привыкшая к порывистости Карлы, тихонько пожелала ей спокойной ночи и затворила окошко.

VI

Наступила масленица. Что за шум, что за суматоха с раннего утра по всей деревне! А как взбудоражены парни! Вот выбежал один из дому, другой со двора, и все разодеты, умыты, словно собрались на свадьбу.

Наконец и Петр слез с чердака, уже наполовину одетый. Его черные башмаки сияли, чулки были белы как снег. На нем красовались желтые кожаные штаны и богато расшитый короткий синий жилет на красной подкладке, застегнутый только на два крючка, чтобы всем бросалась в глаза новая, до хруста накрахмаленная рубаха. Все остальное — синюю куртку, черный шелковый платок и красную шапку — Петр еще держал в руках.

— Где это у вас, мама, было зеркальце? — обратился он к хлопотавшей у очага старостихе.

— Не приставай ко мне с пустяками. Видишь, что некогда, — проворчала мать.

Маркита подбрасывала в огонь хворост.

— А вы, Маркита, не знаете?

— Да где мне и знать-то об этом! Спроси у девчат, они в чулане.

В чулане Гана месила тесто, а Карла мастерила что-то в углу.

— Только тебя и недоставало! А ну-ка, убирайся! Разве не видишь, что у нас в руках божий дар! — закричала на брата Гана, едва завидев его.

— Не сглажу я его, только скажите мне, девушки, где у вас зеркало?

— Дай-ка я сама сделаю! — предложила Карла, подскочила к Петру и мигом повязала ему галстук. — И к чему это парню зеркало? — заметила она. — Я вот никогда о нем и не вспоминаю.

— А во что же ты глядишься, когда надеваешь венок? — полюбопытствовал Петр.

— Я гляжусь в Ганино личико, — усмехнулась Карла.

— А я в таком случае буду глядеться в твои глаза, — весело ответил парень, натягивая куртку.

— Ну, этак у тебя будет слишком тусклое зеркало, Петр, — сказала Карла, вдевая красный бант в верхнюю петлицу его куртки.

— Нет, Карла, не было бы оно таким тусклым, если бы ты нарочно не заслоняла его черными занавесками, — вздохнул Петр, проводя рукой по ее глазам.

— Гляньте-ка, как он умеет ухаживать! — воскликнула Гана.

— Небось как сбросит праздничное платье, сразу переменится, — сказала Карла и тотчас добавила: — Ну, а теперь проваливай, видишь — мы заняты!

— Ухожу, ухожу, — заторопился Петр, откидывая назад длинные черные волосы и надевая шапку. — Смотрите же, девчата, дайте парням денег побольше, а то не станем с вами танцевать, — прибавил он, выходя из дверей.