В декабре 1964 года мы с доном Хуаном отправились собирать растения, необходимые для приготовления курительной смеси. Это был четвертый цикл. Дон Хуан просто наблюдал за моими действиями. Он напомнил мне, что надо выбрать время, понаблюдать и собраться с мыслями прежде, чем сорвать любое из растений. Как только все нужные растения были собраны и приготовлены для хранения, он стал подталкивать меня вновь встретиться с дымком.
— Теперь, когда ты знаешь чуточку больше о траве дьявола и дымке, ты можешь определиться, который из двух тебе нравится больше, — сказал дон Хуан.
— Дымок действительно пугает меня, дон Хуан. Я не знаю точно почему, но у меня нет к нему хороших чувств.
— Ты любишь лесть, а трава дьявола льстит тебе. Как женщина она дает тебе ощущать приятное. Дымок, с другой стороны, самая благородная сила. У него чистейшее сердце. Он не завлекает мужчин и не делает их пленниками, точно так же он свободен и от любви, и от ненависти. Единственное, чего он требует — силы. Трава дьявола так же требует силы, но другого рода — ближе к той, которая нужна, чтобы быть зрелым мужчиной с женщинами. С другой стороны, сила, которую требует дымок — это сила сердца. Ты не имеешь ее. Но и у очень немногих людей она есть. Вот почему я рекомендую побольше узнать о дымке. Он укрепляет сердце. Он не похож на траву дьявола, полную страстей, ревности и насилия. Дымок постоянен. С ним тебе не надо беспокоиться, что ты по ходу дела о чем-нибудь позабудешь.
19 января я вновь курил галлюциногенную смесь. Я сказал дону Хуану, что чувствую себя очень не расположенным к дымку и что я боюсь его. Он сказал, что мне нужно еще раз попробовать его, чтобы оценить по достоинству.
Мы пошли в его комнату. Было почти два часа дня. Он вынул свою трубку. Я принес угли, потом мы сели лицом друг к другу. Он сказал, что собирается согреть трубку и разбудить ее, и что если я буду внимательно следить, то увижу, как она засветится. Он поднес три или четыре раза трубку к губам и потянул через нее воздух. Он нежно тер ее. Внезапно, он почти неуловимо кивнул мне, чтобы я обратил внимание на пробуждение трубки. Я вглядывался, но не смог ничего увидеть.
Он вручил трубку мне. Я наполнил чашечку своей собственной смесью, и затем взял горящий уголек щипцами, которые я сделал из деревянной вешалки и приберегал специально для такого случая. Дон Хуан взглянул на щипцы и начал смеяться. Я секунду промешкал, и уголек пригорел к щипцам. Я побоялся стучать щипцами о трубку, и мне пришлось плюнуть на него, чтобы снять со щипцов.
Дон Хуан отвернул голову и закрыл лицо руками. Его тело сотрясалось. Секунду я думал, что он плачет, но он беззвучно смеялся.
Действие на долгое время было прервано, затем он взял уголек сам, быстро положил его в трубку и велел мне курить. Требовалось значительное усилие, чтобы прососать воздух сквозь смесь. Она казалась очень плотной. После первой попытки я почувствовал, что вместе с дымом ко мне в рот попал мелкий порошок. Он тотчас вызвал во рту онемение. Я видел горение в трубке, но совсем не чувствовал дыма, как чувствуешь дым сигареты. Однако я ощущал, что вдыхаю что-то, что сначала заполнило мои легкие, а затем ринулось вниз, заполняя все остальное тело.
Я насчитал двадцать затяжек, а затем счет уже не имел значения. Я начал потеть. Дон Хуан смотрел на меня пристально и сказал, чтобы я не боялся и чтобы я делал все так, как он говорил. Я попытался сказать «хорошо», но вместо этого издал утробный завывающий звук. Он продолжал звучать и после того, как я закрыл рот. Звук ошеломил дона Хуана и вызвал у него еще один приступ смеха. Я хотел утвердительно кивнуть, но не мог двинуться.
Дон Хуан мягко разжал мои руки и вынул трубку. Я ждал, что он поможет мне лечь, но он этого не сделал. Он просто неотрывно смотрел на меня. Внезапно я увидел, что комната крутнулась, и я уже смотрел на дона Хуана из положения на боку. С этого момента мои видения стали странно расплывчатыми, как во сне. Я могу смутно припомнить, что дон Хуан много говорил мне, пока я был обездвиженным.
Я не испытал ни страха, ни неудовольствия и я не был болен при пробуждении на следующий день. Единственной необычной вещью было то, что я не мог ясно думать в течение некоторого времени после пробуждения. Затем, постепенно, в течение 4–5 часов я снова стал самим собой.
Дон Хуан не стал говорить о моих впечатлениях и не просил рассказать о них. Он заметил только, что я слишком быстро заснул.
— Единственный способ не заснуть — это стать птицей или зайцем, или чем-нибудь в этом роде, — сказал он.
— Как ты это делаешь, дон Хуан?
— Именно этому я и учу тебя. Ты помнишь, что я сказал тебе вчера, когда ты был без своего тела?
— Я не могу ясно припомнить.