Карлос Кастанеда, книги 1-3

— Ничего с ним не случилось. Он сильный.

Некоторое время мы разговаривали о путешествии, которое он планировал. Затем я сказал, что мне очень понравилось общество дона Хенаро и его шутки. Он засмеялся и сказал, что Хенаро действительно похож на ребенка. Последовала длинная пауза; я напрягал свой ум, пытаясь найти способ перевести разговор на данный мне урок. Дон Хуан посмотрел на меня и дразнящим тоном спросил:

— Тебе до смерти хочется спросить меня об уроке Хенаро, не так ли?

Я напряженно засмеялся. Я не переставал думать о том, что произошло у водопада. Вновь и вновь перебирал все детали, какие только мог вспомнить, и приходил к заключению, что был свидетелем проявления невероятной физической ловкости. Я думал, что дон Хенаро, без сомнения, является непревзойденным мастером равновесия. Каждое движение, которое он совершал, было высоко ритуализованным, не говоря уже о том, что оно наверняка имело какое-то сложное символическое значение.

— Да, — сказал я. — Признаю, что мне до смерти хочется узнать, в чем заключается его урок.

— Позволь сказать тебе одну вещь, — сказал дон Хуан. — Для тебя это было пустой тратой времени. Его урок был для тех, кто видит. Паблито и Нестор уловили его суть, хотя они видят не особо хорошо. Но ты — ты пришел туда смотреть. Я говорил Хенаро, что ты очень странный набитый дурак и что, возможно, тебе поможет его урок, но этого не произошло. Впрочем, это неважно. Виденье — очень трудная вещь. Я не хотел, чтобы ты потом разговаривал с Хенаро, поэтому нам пришлось уехать. Очень плохо. Но было бы хуже остаться. Хенаро очень рисковал, чтобы показать тебе нечто действительно чудесное. Очень плохо, что ты не можешь видеть.

— Может быть, дон Хуан, если ты расскажешь мне, в чем состоял урок, то выяснится, что я на самом деле видел.

Дон Хуан от смеха согнулся вдвое.

— Твоя лучшая черта — задавать вопросы, — сказал он. Он явно собирался оставить эту тему. Мы сидели, как обычно, на площадке перед его домом; внезапно он поднялся и пошел внутрь. Я пошел следом, настойчиво пытаясь описать ему то, что я видел. Я добросовестно изложил последовательность событий так, как я помнил. Все время, пока я рассказывал, дон Хуан продолжал улыбаться. Когда я закончил, он покачал головой.

— Виденье очень трудная вещь, — сказал он.

Я попросил его объяснить это утверждение.

— Виденье не тема для разговоров, — жестко сказал он.

Очевидно, он не собирался больше ничего мне рассказывать. Поэтому я сдался и вышел из дома, чтобы выполнить кое-какие его поручения.

Когда я вернулся, уже стемнело. Мы перекусили, а затем вышли на рамаду. Не успели мы усесться, как дон Хуан начал говорить об уроке дона Хенаро. Он совсем не дал мне времени приготовиться. Мои записки были при мне, но было слишком темно, чтобы писать, и я не хотел прерывать течение разговора, отправляясь за керосиновой лампой.

Он сказал, что дон Хенаро, являясь мастером равновесия, мог выполнять очень запутанные и сложные движения. Сидение на голове было одним из таких движений, и им он хотел показать мне, что невозможно учиться видеть, делая записи. Сидение на голове без помощи рук было, в лучшем случае, шутовским трюком, который длился лишь секунду. По мнению дона Хенаро, писать о виденье — это то же самое, то есть это просто запутанное действие, такое же странное и такое же ненужное, как сидение на голове.

Дон Хуан уставился на меня в темноте и очень драматическим тоном сказал, что, в то время как дон Хенаро разыгрывал шутку, сидя на голове, я был на самой грани виденья. Дон Хенаро заметил это и повторил свой маневр снова и снова, но без толку, так как я уже потерял найденную было нить.

Дон Хуан сказал, что затем дон Хенаро, движимый личной симпатией ко мне, предпринял очень рискованную попытку вновь вернуть меня на грань виденья. После тщательных размышлений он решил показать мне искусство владения равновесием, пересекая водопад. Он чувствовал, что водопад подобен тому порогу, перед которым я стою, и верил, что я тоже смогу его пересечь.

Затем дон Хуан объяснил представление, данное доном Хенаро. Он сказал, что уже говорил мне, что человеческие существа являются для тех, кто видит, светящимися существами, состоящими из чего-то вроде волокон или нитей света, которые идут по кругу спереди назад и создают видимость яйца. Он сказал, что говорил мне также, что самой поразительной чертой яйцеподобных существ был набор длинных волокон, выходящих из района пупка. Дон Хуан сказал, что эти волокна имеют очень большое значение в жизни человека. Эти волокна были секретом равновесия дона Хенаро, и его урок не имел ничего общего с акробатическими прыжками через водопад. Его искусство равновесия заключалось в способе, которым он использовал «щупальцеподобные» нити.

Дон Хуан прекратил разговор на эту тему так же внезапно, как начал, и стал говорить о чем-то совершенно другом.

24 октября 1968 года