Карлос Кастанеда, книги 1-3

Дон Хуан так внезапно прервал свои инструкции, что я не знал, что сказать и даже что подумать. Секунду я бормотал что-то бессвязное. Я не мог привести в порядок свои мысли. Наконец я спросил первое, что пришло мне в голову:

— Кто такой этот страж?

Дон Хуан категорически отказался разговаривать, но я слишком нервничал, чтобы замолчать, и настойчиво просил его рассказать об этом страже.

— Ты увидишь его, — сказал он мимоходом. — Он охраняет другой мир.

— Какой мир? Мир мертвых?

— Это не мир мертвых и не мир чего-нибудь еще. Это просто другой мир. Нет смысла говорить об этом. Ты увидишь это сам.

С этим дон Хуан пошел в дом. Я последовал за ним в его комнату.

— Подожди, подожди, дон Хуан. Что ты собираешься делать?

Он не отвечал. Вытащив из мешочка свою трубку, он сел на соломенную циновку в центре комнаты, испытующе глядя на меня. Казалось, он ждал моего согласия.

— Ты дурак, — сказал он мягко. — Ты не боишься. Ты просто говоришь себе, что боишься.

Он медленно покачал головой из стороны в сторону. Затем достал небольшой мешочек с курительной смесью и набил трубку.

— Боюсь, дон Хуан. Я действительно боюсь.

— Нет, это не страх.

Я отчаянно старался выиграть время и начал длинное обсуждение природы моих чувств. Я искренне считал, что боюсь, но он указал на то, что мое дыхание не прерывисто и сердце бьется не быстрее, чем обычно.

Я некоторое время думал о том, что он сказал. Он ошибался: у меня было много физических ощущений, обычно связанных со страхом, и я был в отчаянии. Ощущение неотвратимого рока пропитало все вокруг меня. Мой желудок был неспокоен, и я был уверен, что побледнел; мои ладони сильно вспотели; и тем не менее я действительно думал, что не боюсь. У меня не было того чувства страха, к которому я привык за свою жизнь. Страх, который всегда был специфически моим, отсутствовал. Я разговаривал, шагая взад и вперед по комнате перед доном Хуаном, который все еще сидел на циновке, держа свою трубку и пристально глядя на меня; наконец, рассмотрев все, я пришел к заключению, что то, что я чувствовал вместо своего обычного страха, было глубоким чувством неудовольствия, дискомфорта при одной только мысли о смятении, вызываемом психотропными растениями.

Дон Хуан секунду глядел на меня, затем взглянул на меня, прищурившись, как будто старался обнаружить что-то вдалеке.

Я продолжал ходить взад и вперед перед ним до тех пор, пока он не велел мне сесть и расслабиться. Несколько минут мы тихо сидели.

— Ты не хочешь потерять свою ясность, не так ли? — сказал он внезапно.

— Очень точно сказано, дон Хуан, — ответил я.

Он засмеялся с явным удовольствием.

— Ясность, второй враг человека знания, подавляет тебя. Ты не боишься, — сказал он успокаивающе, — ты не можешь вынести перспективы потерять ясность, а поскольку ты дурак, ты называешь это страхом. — Он хмыкнул. — Принеси мне угли, — велел он.

Его тон был мягким и успокаивающим. Я автоматически встал и пошел за дом, чтобы набрать небольших кусочков горящего угля из костра, положил их на маленькую каменную плитку и вернулся в комнату.

— Выходи на крыльцо, — громко позвал дон Хуан снаружи.

Он положил соломенную подстилку на место, где я обычно сидел. Я положил угли рядом с ним, и он подул на них, чтобы заставить их гореть ярче. Я собирался сесть, но он остановил меня и велел сесть на правый край циновки. Затем он положил кусочек угля в трубку и вручил ее мне. Я взял ее. Я был поражен молчаливой силой, с которой дон Хуан управлял мною. Я не мог придумать, что сказать. У меня не было аргументов. Я был убежден, что не боюсь, а просто не желаю терять свою ясность.

— Кури, кури, — приказал он мне мягко. — На этот раз только одна чашечка.

Я потянул из трубки и услышал шуршание занимающейся смеси. Мгновенно возник холод во рту и носу. Я сделал другую затяжку, и холод распространился на грудь. Когда я сделал последнюю затяжку, внутри всего моего тела было особое ощущение холодного тепла.

Дон Хуан взял у меня трубку и постучал чашкой по ладони, чтобы выбить остаток. Затем, как всегда, он смочил палец слюной и протер чашку изнутри.

Тело онемело, но я мог двигаться. Я изменил положение, чтобы сесть удобнее.

— Что должно случиться? — спросил я.

Мне было несколько трудно говорить.

Дон Хуан очень бережно убрал трубку в мешочек и завернул его в длинный кусок ткани. Затем сел прямо, лицом ко мне. Я почувствовал головокружение; мои глаза непроизвольно закрывались. Дон Хуан энергично встряхнул меня и приказал не спать. Он сказал, что я знаю очень хорошо, что умру, если усну. Это встряхнуло меня. Мне пришло в голову, что дон Хуан говорит мне это, чтобы я продолжал бодрствовать, но, с другой стороны, мне также пришло в голову, что он мог быть прав. Я как можно шире раскрыл глаза, и это заставило дона Хуана рассмеяться. Он сказал, что я должен ждать, не закрывая глаз ни на миг, и что в определенный момент я смогу увидеть стража другого мира.