Карлос Кастанеда, книги 1-3

Насколько я мог судить, смесь выглядела как тонко истертые чайные листья, разнящиеся по цвету от темно-коричневого до светло-зеленого с несколькими пятнышками ярко-желтого.

Он ссыпал смесь обратно в мешочек, закрыл его, завязал ремешком и опять спрятал под рубашку.

— Что это за смесь?

— Там масса вещей. Добыча всех составных частей — очень трудное дело. Нужно далеко путешествовать. Грибки (los honguitos), необходимые для приготовления смеси, растут только в определенное время года и только в определенных местах.

— Смеси у тебя разные для разных видов помощи, в которой ты можешь нуждаться?

— Нет. Есть только один дымок, и нет другого, подобного ему.

Он показал на мешочек, висевший на груди, и поднял трубку, которая была зажата у него между ног.

— Это и это — одно! Без одного не может быть другого. Эта трубка и секрет этой смеси принадлежали моему бенефактору. Их передали ему точно так же, как он передал их мне. Хотя эту смесь трудно приготовить, она восполнима. Ее секрет — в составных частях, в способе их сбора и обработки. Трубка же — предмет на всю жизнь. За ней надо следить с бесконечной заботой. Она прочна и крепка, но ее нельзя ни обо что ударять. Ее надо держать сухими руками. Никогда не браться за нее, если руки потные, и пользоваться ею лишь в одиночестве. И никогда, вообще никто никогда не должен видеть ее, разве что человек, которому ты намерен ее передать. Вот чему мой бенефактор научил меня, и именно так я обращаюсь с трубкой всю мою жизнь.

— Что случится, если ты потеряешь или сломаешь трубку?

Он очень медленно покачал головой и взглянул на меня.

— Я умру.

— Все трубки магов такие, как твоя?

— Не у всех есть трубки, подобные моей, но я знаю некоторых, у кого они есть.

— Можешь ты сам сделать такую трубку, как эта, дон Хуан? — настаивал я. — Предположим, у тебя ее не было бы. Как бы ты передал мне трубку, если бы хотел это сделать?

— Если бы у меня не было своей трубки, я не смог бы, да и не захотел бы передавать ее тебе. Я дал бы тебе взамен что-нибудь другое.

Казалось, он почему-то мной недоволен. Очень осторожно он положил трубку в чехол, в котором, наверное, был вкладыш из мягкого материала, потому что, едва войдя в чехол, она скользнула внутрь очень легко. Он ушел в дом отнести трубку.

— Ты не сердишься на меня, дон Хуан? — спросил я, когда он вернулся. Его, по-видимому, удивил мой вопрос.

— Нет, я никогда ни на кого не сержусь. Никому из людей не удастся сделать что-то, достаточно для этого важное. На людей сердишься, когда веришь, что их поступки важны. Ничему подобному я больше не верю.

Вторник, 26 декабря 1961 года

Специального времени для пересадки «саженца», как дон Хуан называл корень, выбрано не было, хотя и предполагалось, что именно эта операция будет следующим шагом в приручении силы растения.

Я приехал к дону Хуану в субботу, 23 декабря, сразу после обеда. Как обычно, мы некоторое время просидели в молчании. День был теплый и облачный. Прошло уже много месяцев с тех пор, как он дал мне первую порцию.

— Время вернуть траву земле, — сказал он внезапно, — но сначала я собираюсь устроить защиту для тебя. Ты будешь держать и беречь ее, и никто, кроме тебя, не должен эту защиту видеть. Раз устанавливать буду я, то тоже ее увижу. Это нехорошо, ведь как ты помнишь, я не поклонник травы дьявола — тут мы с тобою непохожи. Но моя память долго не проживет, я слишком стар. Ты должен охранять ее от чужих глаз, потому что на то время, пока длится их память об увиденном, сила защиты подпорчена.

Он пошел в свою комнату и вытащил три узла из-под старой соломенной циновки. Вернулся с ними на веранду и сел.

После долгого молчания он открыл один узел. Это было женское растение дурмана, которое он приготовил вместе со мной. Все листья, цветы и семенные коробочки, уложенные им раньше, были уже сухими. Он взял длинный кусок корня в форме буквы Y и снова завязал узел.

Корень высох и сморщился, складки коры широко отставали и топорщились. Он положил корень себе на колени, открыл свою кожаную сумку и вынул нож. Подержал сухой корень передо мной.

— Эта часть для головы, — сказал он и сделал первый надрез на хвосте «игрека», который в перевернутом виде напоминал человека с расставленными ногами.

— Эта — для сердца. — И он надрезал вблизи развилки. Затем он обрезал концы корня, оставив примерно по три дюйма на каждом отростке. Потом медленно и терпеливо вырезал фигурку человека.

Корень был сухим и волокнистым. Для того чтобы вырезать из него, дон Хуан сделал два надреза, разворошил и уложил волокна между ними как раз на глубину надреза. А когда перешел к деталям, придал деревяшке форму рук и ладоней. В результате получилась вытянутая фигурка человека со сложенными на груди руками и кистями, сплетенными в замок.