Карлос Кастанеда, книги 1-3

Дон Хуан поднялся и подошел к голубой агаве, что росла перед домом рядом с верандой. Он взялся за твердый шип одного из центральных мясистых листьев, нагнул его и повернул три или четыре раза. Круговое движение почти отделило шип от листа, он повис. Дон Хуан схватил его зубами и выдернул. Шип вышел из мякоти листа и потянул за собой сросшийся с деревом хвост из длинных белых нитевидных волокон длиной около двух футов. Все еще держа шип зубами, дон Хуан скрутил волокна между ладонями и сделал шнур, которым стянул ноги фигурки. Он обматывал нижнюю часть фигурки, пока весь шнур не кончился. Затем очень ловко вкрутил шип, как шило, в переднюю часть фигурки, под сложенными руками, так что острый конец выступил из сцепленных ладоней. Он опять воспользовался зубами и, осторожно потянув, вытащил почти весь шип. Теперь тот выглядел как длинное копье, выступающее из груди фигурки. Не глядя на нее больше, дон Хуан положил фигурку в кожаную сумку. Казалось, работа утомила его. Он растянулся на веранде и заснул.

Было уже темно, когда он проснулся. Мы поели из тех припасов, что я привез ему, и еще немного посидели на веранде. Затем дон Хуан пошел за дом, взяв с собою три узла. Он нарубил веток и сухих сучьев и развел костер. Мы удобно уселись перед огнем, и он открыл все три узла. Вдобавок к тому, в котором были сухие части женского растения, открыл другой, содержащий все, что осталось от мужского растения, и третий, толстый узел с зелеными свежесрезанными частями дурмана.

Дон Хуан пошел к кормушке для свиней и вернулся с каменной ступкой, очень глубокой, похожей скорее на горшок с мягко закругленным дном. Сделал небольшое углубление в земле и твердо установил ступку. Подбросил сучьев в костер, затем взял два узла с сухими частями мужского и женского растений и все сразу высыпал в ступку. Встряхнул материю, чтобы убедиться, что все кусочки растения упали в ступку. Из третьего узла он извлек два свежих куска корня дурмана.

— Я намерен приготовить их специально для тебя.

— Что это за приготовления, дон Хуан?

— Одна из этих частей — от женского растения, другая — от мужского. Это единственный случай, когда два растения нужно положить вместе. Части корня — с глубины одного ярда.

Он растер их в ступке равномерными ударами пестика. При этом пел тихим голосом, звучавшим как монотонный гул без всякого ритма. Слов я разобрать не смог. Он был полностью погружен в работу.

Когда корни были окончательно раздроблены, он вынул из свертка немного листьев дурмана, свежесрезанных и очищенных, без единого повреждения. Он бросал их в ступку по одному. Взял горсть цветов дурмана и тоже побросал в ступку по одному. Я насчитал 14 листьев и 14 цветков. Затем он достал связку свежих семенных коробочек, еще не раскрывшихся и со всеми своими шипами. Я не смог их сосчитать, так как он бросил в ступку все сразу, — но думаю, что их тоже было 14. Он добавил три стебля дурмана без листьев. Темно-красные и чистые, они, по-видимому, принадлежали большим растениям, судя по их многочисленным отросткам.

После того как все эти кусочки попали в ступку, он равномерными ударами растер их в кашу. Через какое-то время наклонил ступку и рукой переложил всю смесь в старый горшок. Протянул руку, и я решил, что он просит ее вытереть. Вместо этого он схватил мою левую руку и резким движением раздвинул средний и безымянный пальцы на максимальную ширину. Затем концом своего ножа уколол как раз между пальцами и прорезал кожу вниз по безымянному пальцу. Он действовал с такой ловкостью и быстротой, что, когда я отдернул руку, она уже была глубоко порезана, из нее обильно лилась кровь. Он опять схватил мою руку, поднял ее над горшком и сжал, чтобы выпустить побольше крови.

Рука моя онемела. Я был в состоянии шока — странным образом похолодел и напрягся, грудь мою сдавило и заложило в ушах. Я почувствовал, что соскальзываю со своего сиденья. Сознание покидало меня! Он отпустил мою руку и перемешал содержимое горшка. Очнувшись от шока, я по-настоящему на него рассердился. И чтобы полностью прийти в себя, мне понадобилось довольно много времени.

Он положил вокруг костра три камня и поместил на них горшок. К смеси он добавил что-то, что я принял за большой кусок столярного клея, и большой ковш воды, а затем оставил все это кипеть. Растения дурмана сами по себе пахнут весьма специфично. Вместе с «клеем», от которого пошла сильная вонь, когда смесь закипела, они распространяли столь зловонные испарения, что я с трудом удерживал рвоту.

Смесь кипела долго, а мы сидели неподвижно перед очагом. Временами, когда ветер гнал испарения в мою сторону, вонь обволакивала меня, и я задерживал дыхание, всеми силами пытаясь ее избежать.