Карта дней

Последний раз рюкзак был при мне, когда я вошел в комнату Фрэнки. Должно быть, учитель снял его с меня где-то по дороге в заброшенный театр. Заглядывал ли он внутрь? Понял ли, что попало ему в руки? И самый страшный вопрос: выбросил ли он дедушкин «Журнал» не глядя или все-таки решил прочитать?

Впрочем, сейчас это все не имело значения. Если это действительно ребята Лео и если он на самом деле так ужасен, как о нем говорят, может случиться так, что я и до конца дня не доживу.

Водитель фургона ударил по тормозам. Я заскользил вперед по металлическому полу, но меня схватили за шиворот. Фургон остановился, двери открылись. Нас выволокли наружу и потащили дальше: в какое-то здание, по коридору и в очередную петлю. Переход оказался таким плавным, что я едва сообразил, что происходит. Потом нас опять вывели на улицу, но звуки и все ощущения изменились: тут было холодно и, кажется, многолюдно. Мы перенеслись в какую-то прошлую эпоху. Шаги звучали громче – никто здесь не носил кроссовок. Мимо то и дело проносились машины, но двигатели их урчали громче привычного, клаксоны звучали пронзительнее, а выхлопные газы воняли куда сильнее.

После того, как я дважды споткнулся на неровной мостовой, человек, державший меня за руку, проворчал: «Ну, ладно», – и, предупредив, чтобы я не делал глупостей, сорвал колпак с моей головы. Я заморгал, и, как только глаза приспособились к неожиданно яркому свету дня, принялся внимательно ко всему присматриваться. Я пытался понять, куда мы попали: может, подвернется возможность бежать, и тогда моя жизнь будет зависеть от того, насколько быстро я сориентируюсь.

Это был Нью-Йорк первой половины двадцатого века – годов тридцатых или сороковых. Автомобили и автобусы явно относились к тому времени, а все мужчины, которых я замечал, были в костюмах и шляпах. Наши похитители отлично вписывались в обстановку. И снять с меня колпак они не боялись – значит, их совершенно не волновало, что я здесь увижу. Наверное, они держали под контролем весь город. Кричать и звать на помощь нормальных было без толку: любого, кто попытается помешать им, эти громилы просто убьют. Единственное, что они старались спрятать, чтобы не смущать прохожих, – это ручные пулеметы: я заметил, что они засунули оружие в свернутые трубкой газеты и несут под мышками.

Мы шли по улице. Никто не обращал на нас внимания, но я не понимал, действительно ли в Нью-Йорке так принято или ребята Лео просто приучили местных не вмешиваться. Я попытался оглянуться, посмотреть, с нами ли мои друзья, но только заработал подзатыльник. Люди Лео шли и передо мной, и по обе руки, а откуда-то из-за спины доносились голоса Песьей Морды и Краха, которые о чем-то тихо беседовали между собой.

Свернув в переулок, мы поднялись по пандусу, прошли мимо нескольких рабочих в спецовках, а потом – через темный склад.

– Лео ждет! – сердито крикнул один из рабочих.

Мы вошли в кухню, где сновали повара и официанты. Все прижались к стенам, пропуская нас и отворачиваясь, чтобы ни с кем не встретиться глазами. Затем меня повели дальше – через зал для танцев, через бар с плюшевыми креслами (в разгар дня он выглядел уныло, но все же был почти наполовину полон), вверх по золоченой лестнице и, наконец, в кабинет.

Кабинет оказался большой и роскошный: повсюду позолота и дерево с тонкой резьбой. У дальней стены, закинув ноги на огромный полированный стол, сидел ожидавший нас человек. Он был в костюме в тонкую полоску с вульгарным фиолетовым галстуком и в фетровой шляпе кремового цвета, плохо сочетавшейся со всем остальным. Рядом стоял еще один человек – весь в черном, как гробовщик.

Человек за столом поднял голову и, не отрываясь, смотрел на меня, пока я шел через комнату. В его глазах застыло такое равнодушие ко всему, что по коже у меня побежали мурашки – как бывает, если провести по руке кубиком льда. Человек играл с ножом для вскрытия писем, тыкая острием в зеленое сукно, которым стол был обит по краю. В сукне оставались крохотные ямочки. Наконец, человек посмотрел куда-то мне за спину – и в ту же секунду Эмму, Милларда и Бронвин вывели вперед и поставили рядом со мной. Вроде бы они не пострадали, только у Бронвин на щеке наливался темный синяк. Оставалось только надеяться, что рана, скрытая под рубашкой, начала заживать.

Нур с ними не было. «Что они с ней сделали?» – подумал я, и содрогнулся от ужаса. Но тут в кабинет втолкнули Краха, Анджелику и двоих подручных Краха; каждого сопровождал отдельный охранник. Песья Морда куда-то исчез – должно быть, сбежал по дороге.

– Лео! Какая встреча! Давненько не виделись! – воскликнул Крах и поднес руку к голове, словно приподнимая шляпу, хотя никакой шляпы на нем не было. Его подручные промолчали.

Анджелика склонила голову.

– Здравствуйте, Лео, – промолвила она, а туча у нее над головой вежливо съежилась и прижалась поближе к хозяйке, словно ей тоже было страшно.

Лео направил на нее кончик ножа для писем.

– Ты, главное, попридержи свой дождь, ангелочек. Этот ковер только что из чистки.

– Да, сэр.

– Итак. – Лео наставил ножик на нас. – Это они?