Кто-то распахнул дверь траттории, оттуда брызнул горячий оранжевый свет, хриплую музыку перебивал жестяной голос футбольного комментатора. Посетитель в белом свитере спустился с крыльца, оперся рукой о стену и начал шумно мочиться, не обращая внимания на стоявшего рядом Маркуса.
— Эй, Павини, — окликнули его с катера. — Не поможешь нам с этой штукой? Поставим тебе выпивку. Целый день возимся, не встает на место!
— Я по ночам не работаю, — буркнул Павини, застегнул штаны и вошел обратно, захлопнув за собой дверь.
Маркус достал карманный фонарик, посветил в сторону катера и увидел, что работники сидят на корме, свесив ноги, и смотрят на него с любопытством. Один из них, голый до пояса, похожий на остриженного наголо викинга, из которого выпустили воздух, тоже достал фонарик и посветил в ответ.
До того как зажмуриться, Маркус понял, где он видел это лицо. Клошар! Тот самый, которого он встретил возле полицейского участка. И нынешним утром — в траттории. Клошар, похоже, тоже его узнал и поднял ладонь в суровом приветствии легионера.
— Может, я вам подсоблю, — сказал Маркус, встал на причальный кнехт и протянул руку, чтобы ему помогли забраться на борт.
Клошар смотрел на него сверху и не торопился протягивать руку в ответ. На носу у него сидели замечательные очки: восьмиугольные мелкие стеклышки с незаметной перемычкой и погнутыми дужками.
— Ладно, попробуй. — За спиной клошара возник его приятель, встал на одно колено и протянул руку, держась другой рукой за веревочный леер. — Скоро совсем стемнеет, а у нас конь не валялся.
Когда через пару часов они закончили, второй старик попрощался и спрыгнул на причал, а Маркус остался, увидев, что клошар снял очки и вытащил из рундука две кружки, латунную спиртовку и бутылку красного.
— Вино мне привозит приятель, у него виноградник на соседнем холме, — пояснил клошар, доставая перочинный нож. — Раньше здесь у многих было свое вино, а теперь это невыгодное дело. Рыбаки зарабатывают больше, зато не всегда справляются с судьбой. Человек может однажды уйти из дома в туман, и тело его исчезнет, а ведь его ждет столько повседневных дел.
— Для того чтобы свалиться в воду, не надо даже быть рыбаком. — Маркус устроился на деревянном ящике из-под мотора. — Возьмите хоть историю с тем парнем из «Бриатико».
— Ты это о ком? — Клошар чиркнул спичкой, поджег таблетку сухого спирта и пристально поглядел Маркусу в лицо.
— О наследнике здешнего поместья, который покончил с собой, спрыгнув с обрыва. Там была какая-то темная история, верно?
— Ишь ты какой! Берешься судить о том, чего не знаешь.
— Ну, простите, коли так.
— Ладно, теперь это не имеет значения, — Старик порылся в своем безразмерном плаще и достал табак в красной пачке. — Ему не повезло. И моему дружку Понте в том году не повезло. Кто-то положил его в соль. Все в деревне знали — кто, но у нас на юге туговато с правосудием.
— Спиртовка у вас хорошая. У моего отца была такая, всегда лежала в кармане охотничьей сумки. Он каждое лето в лесах пропадал.
— Здесь раньше тоже были леса. — Клошар облизал край папиросной бумаги. — И климат был другой. Народ так и рвался сюда, на побережье с десяток гостиниц построили, а в Стентино — площадку для вертолетов.
— Вчера мне как раз снился вертолет, — сказал Маркус, наливая в кружки вино, — маленький желтый вертолет, описывающий круги над морем. Потом в нем что-то сломалось, он завалился набок и застучал винтом, но продолжал летать, только все ниже и ниже. Когда он упал, я проснулся.
— Теперь вертолеты богачей сюда не летают. Виданное ли дело, дожди в мае, дожди в августе. Последняя винодельня закрылась шесть лет назад, и теперь вокруг нее только канавы для дренажа и виноградник, поеденный грибком. А все потому, что сгорела часовня Святого Андрея.
— Слабоватый у вас покровитель. — Маркус взял протянутую цигарку. — Даже часовню не уберег, несмотря на сундук с собственными мощами.
— Да не было там никакого Андрея, только палец его! Да и тот краденый. Стефания сама его откусила кусачками, когда была на молебне в кипрском монастыре, подползла на коленях и откусила.
— А где он теперь?
— Поди знай. — Клошар пожал плечами. — Когда разбирали пепелище, нашли кучу обгорелых костей из сундука. За каждую кость в большом доме платили по тысяче лир, так деревенские дети нанесли еще два ведра лишних, в костре нарочно обожженных!
В тот день в Ноттингеме тоже шел дождь, и письмо было влажным, когда Маркус достал его в номере отеля. Он был рад обрести свою трубку, хотя уже давно не курил. Подозрения итальянки не слишком его смутили: он жил в отеле под чужим именем, так что комиссар может искать его до скончания дней. Петру стоило пожалеть теперь, когда истинная причина ее пребывания в «Бриатико» стала ясна. Но жалости он в себе не находил.
Вернувшись в номер, Маркус выложил мятые страницы на кровать и разыскал первую цитату из блога флейтиста.