Сразу за этим в комнату ворвался отец Поликарп, не менее Туанетты желавший узнать, что же стало причиной переполоха, и не меньше своей партнерши поразился зрелищу, представшему перед его взором. Обнаженная Сюзон лежала на спине, одной рукой прикрыв глаза, а другой — место преступления, словно она надеялась подобной позой спрятать свои прелести от глаз похотливого монаха. Именно на нее он и уставился; я тоже не отводил взгляда от средоточия моих наслаждений, а Туанетта смотрела на меня. Удивление, ярость, испуг — ничто не ослабило моего желания, и мой хуй по-прежнему горло вздымался и был твердым, как железо. Туанетта заметила его, и вид моих гениталий сразу вернул мне ее расположение. Я почувствовал, как она тихо подталкивает меня к выходу из комнаты, и задрожал, даже не представляя, что сейчас будет. Как был, голым, я последовал за ней, и все это при том, что никто еще не произнес ни одного слова.
Туанетта привела меня в свою комнату и заперла дверь на задвижку. Меня охватил такой страх, что мне захотелось удрать. Я судорожно искал слова оправдания, чтобы избежать наказания, но так ничего и не придумав, попросту залез под кровать. Туанетта догадалась о причине моего страха и попыталась меня успокоить:
— Нет, мой Сатюрнен, нет, дружочек, я не сделаю тебе больно.
Я ей, конечно же, не поверил и вылезать даже не подумал. Тогда она сама наклонилась, чтобы вытащить меня оттуда, я увидел, как она тянет руки, чтобы схватить меня. Я попытался забиться подальше, но она все равно достала меня. И как вы думаете, за что она схватилась? За хуй. Сопротивляться было бесполезно, я вылез, и она притянула меня к себе, поскольку продолжала держать за причинное место.
Я было смутился от того, что предстал перед Туанеттой, так сказать, в первозданном виде, однако мгновение спустя я вдруг понял, что она тоже голая, хотя еще вот только что была одета, если и не благопристойно, то, по крайней мере, все нужные места были прикрыты. Она все еще держала меня за хуй, и в ее руке он обрел свою прежнюю силу и твердость, которую утратил было от страха. Как описать мой трепет при виде обнаженной Туанетты? Я уже не думал о Сюзон, теперь меня занимал лишь один предмет. Не знаю, как я собирался выбраться из этой переделки, но меня всегда возбуждала возможность поживиться за чужой счет. Мои опасения уступили место страсти и я с жадностью уставился на пизду Туанетты. И что же сделала эта бесстыдница? Она потянула меня на свою кровать, и уже через миг я лежал на ней.
— Ну же, глупый, — сказала она, целуя меня, — давай, вставь его, да, вот так!
Я не заставил просить себя дважды и без особого труда вонзился в нее до самого основания. Уже подготовленный прелюдией с Сюзон, я вскоре окунулся в водоворот наслаждения, заставивший меня без сил упасть на простушку Туанетту, с необыкновенным проворством сорвавшую цветы моей невинности. Именно таким образом своим первым любовным опытом я превратил своего мнимого отца в рогоносца, но кому есть дело!
Как, должно быть, возмутятся те мои читатели, чей темперамент холоден и строг и никогда не испытывал любовного пыла! Но вы подумайте об этом, господа, хоть ненадолго забудьте о своей нравственности, я предоставляю вам полную свободу и не скажу вам ни слова. Возбудитесь столь же сильно, как возбуждался я и займитесь любовью. Да с кем же ебаться-то, спросите вы? Да с кем угодно, хоть с самим дьяволом!
Я уже собрался возобновить наши упражнения, как нас прервал глухой шум, доносившийся из моей комнаты. Туанетта тотчас смекнула, что он означает, и вскочила как ошпаренная, завопив, чтобы святой отец сейчас же прекратил. Быстро накинув халат, она велела мне спрятаться под кроватью и выбежала в соседнюю комнату, дабы воспрепятствовать тому, что там происходило.
Не успела она выйти из комнаты, как я уже оказался у заветной щели и увидел монаха, держащего в объятиях Сюзон. Та была одета, но ее нижняя юбка и сорочка были задраны, как и ряса монаха, и я понял, что шум происходил из-за того, что Сюзон сопротивляется, не давая толстенному члену его преподобия проникнуть в место, для этого не предназначенное. Поединок прекратился с появлением Туанетты. Она набросилась на сражающихся, вырвала Сюзон из лап бесстыжего целестинца и, отвесив ей две или три пощечины, приказала выметаться вон. Видимо, эта яростная вспышка отняла у Туанетты последние силы, и демонстрировать свое недовольство отцу Поликарпу она уже не могла, только смотрела на него, тяжело дыша.