Картинные девушки. Музы и художники: от Рафаэля до Пикассо

Вот так неромантично – с дырявых носков – началась история семилетнего романа Марка и Вирджинички,

как он вскоре станет её называть. Справедливости ради стоит сказать, что Вирджиничка, чисто теоретически, тоже не должна была владеть навыками штопки, поскольку отец её прежде был британским консулом США, а двоюродный дед – тот вообще классик английской приключенческой литературы, автор романа «Копи царя Соломона» Генри Райдер Хаггард. С одной стороны, девочка из такой семьи навряд ли стала бы зарабатывать на жизнь подённым трудом, с другой – в XX веке происходили истории и покруче. Отец Вирджинички был типичным английским эксцентриком. До своего назначения на крупный дипломатический пост он успел пожить в Венесуэле, где разводил свиней и – даже в этой экзотической стране – умудрялся выглядеть экзотически: ездил исключительно верхом на муле, писал стихи и отказывался употреблять в пищу мясо. Женился он на канадке из Квебека, девушке из простой фермерской семьи, после чего все его странности стали медленно, но верно сходить на нет. Когда Хаггард получил первое дипломатическое назначение во Францию, жена его была беременна Вирджинией, так что девушка, штопавшая носки Шагалу, оказалась парижанкой не только по духу, но и по рождению. На момент встречи с Шагалом Вирджиничке сравнялось тридцать (ему – пятьдесят восемь), она была женой шотландского театрального художника Джона МакНила и матерью пятилетней дочери Джин. Жила семья впроголодь: МакНил зарабатывал сущие крохи, да и те вскоре исчезли – вот Вирджинии и пришлось засучить рукава. Впрочем, работы она не боялась, куда больше её удручала затянувшаяся депрессия мужа. Когда она впервые отправилась в квартиру на Риверсайд-Драйв, то по пути вспоминала, что уже видела однажды Марка Шагала – на приёме в британском посольстве в 1933 году. Тогда восемнадцатилетняя Вирджиния была очарована его сияющей улыбкой, но даже и предположить не могла, что они встретятся совсем при других обстоятельствах…

Но вначале она познакомится не с ним самим, а с его дырявыми носками. Вирджиния забрала их домой, а когда отправилась к Шагалам относить готовую работу, взяла с собой дочку. Она вообще всегда брала Джин с собой, не решаясь оставить её с вечно мрачным мужем. Ида, увидев, как мать и дочь стоят в дверном проёме, держась за руки, попросила Вирджинию задержаться и позировать ей для рисунка. Та согласилась. Молодые женщины быстро прониклись друг к другу симпатией, в конце концов, они были практически ровесницы – Ида лишь двумя годами младше.

«Вы знаете французский? – спросила Ида, не отрываясь от рисунка. (Разумеется, Вирджиния знала французский! Зря, что ли, она родилась в Париже, да ещё и в семье дипломата, да ещё у мамы-канадки?!) – Дело в том, что отец не говорит по-английски, а ему нужна экономка, с которой он мог бы говорить на понятном ему языке. Вам нужна работа?» Весь вид Вирджинии отвечал на этот вопрос утвердительно: плохо одетая, утомлённая женщина выглядела старше своего возраста, хотя была несомненной красавицей, а выразительными глазами слегка напоминала Беллу. Она сказала, что с радостью приступит к своим обязанностям хоть завтра, если ей разрешат приводить с собой дочь. Ида не видела в этом проблемы – и тут же представила Вирджинию Марку. Художник только-только начинал выходить из своего горького затворничества, он показался девушке печальным и застенчивым. «…Мы невольно потянулись друг к другу, – вспоминала Вирджиния, – и глубинная радость жизни, на время погребённая под печалью, начала высвобождаться». Чуть ли не в первый раз подав Марку обед, Вирджиния услышала просьбу присоединиться: «Не могу же я есть совсем один, как собака?»

Маленькая Джин быстро освоилась в мастерской Шагала, глазела в окно на лодки, плывущие вверх и вниз по Гудзону, играла и, наверное, мешала взрослым. Марк не слишком-то любил шум – неизбежную примету любого детства, и со временем Джин отправят в школу-интернат, где ей придётся привыкать к новой жизни… Марк всегда был главным ребёнком своих женщин, а настоящим детям отводилась в лучшем случае роль второго плана.

Отношения Вирджинии с мужем становились всё хуже, она старалась проводить дома как можно меньше времени, зато к Марку летела как на крыльях. Роман их был неотменим, как, впрочем, и момент, когда Шагал вновь начал работать. «Вокруг неё» (1945, Помпиду) – Белла, вглядывающаяся в хрустальный шар с панорамой Витебска, Марк с перевёрнутой головой и парящий над ними ангел. Все работы Шагала этого периода – не что иное, как прощание с Беллой и признание в вечной любви… «Ноктюрн» (1947, ГМИИ имени Пушкина) – печальная работа в тревожных тонах, где вечную невесту-Беллу похищает призрачный конь и несёт вдаль от Витебска.