Картинные девушки. Музы и художники: от Рафаэля до Пикассо

Надо сказать, что саму Вирджинию Шагал изображал довольно редко – главной героиней его полотен по-прежнему оставалась Белла. Впрочем, на картине «Душа города» (1945, Помпиду) появляются и та, и другая. Не надо быть психоаналитиком, чтобы истолковать сюжет этого произведения – Марка разрывала пополам страсть к Вирджинии и чувство вины перед Беллой. Белла здесь – призрачная невеста, улетающая прочь, пока земная женщина крепко стоит на ногах, баюкая на руках петуха. И пусть Шагал-художник остался верен Белле, но Шагал-мужчина искренне полюбил Вирджиничку, говоря, впрочем, так: «Это Белла прислала тебя ко мне. Рембрандта после смерти Саскии утешала Хендрикье Стоффельс, а у меня есть ты».

Не всякая женщина смирилась бы с вечным присутствием предшественницы в доме, не всякая решилась бы рожать незаконного ребёнка, да ещё и в отсутствие будущего отца. Но Вирджиния была как раз та, что смирилась и решилась. Её единственным недостатком был даже не в том, что она не еврейка и никогда не видела Витебска, просто она не была Беллой… В мемуарах Вирджиничка искренне восхищается картиной Шагала, написанной в Хай-Фоллз в 1948 году, когда Давиду исполнилось два года, – «Чёрная перчатка» (частная коллекция, Париж) представляет собой двойной портрет Марка и Беллы, где у них одно тело и одна душа.

Тревожно встретивший весть о беременности Вирджинии Шагал, как утверждает она сама, специально уехал в Париж перед самыми родами. Её объяснение звучит кротко: Марк боялся всего, связанного с появлением человека на свет, и предпочитал находиться подальше. Сына он увидел лишь спустя два месяца. Пока Вирджиния нянчилась с малышом, Марк за океаном делал наброски к «Парижской серии», а по возвращении в Хай-Фоллз с упоением рисовал цветы из своего сада: букеты для него собирала Вирджиния. В это время были созданы такие работы, как «Автопортрет с напольными часами. Перед распятием» (1947, частная коллекция, Париж), «Букет с лилиями и летящие любовники» (1947, Тейт).

Весной 1948 года в Хай-Фоллз приехал бельгийский фотограф Шарль Лейренс, ровесник Шагала. Красивый, энергичный Лейренс сделал серию портретов Марка и его семьи и совершенно очаровал всех, включая Вирджинию. А в августе того же года Шагал со своей невенчанной женой, незаконным сыном и падчерицей, которую забрали из интерната, наконец-то отплыл во Францию на корабле «Де Грасс». Ида давно уже обосновалась в Париже, переживала новый роман и с радостью приняла у себя не только отца, но и подружку-мачеху и её детей. Джин, впрочем, вскоре отправили в Англию к родителям Вирджинии (взрослой Джин придётся потратить много душевных сил, чтобы простить матери ту лёгкость, с которой она от неё избавлялась, пусть и временно, пусть и по уважительным причинам…)

Во Франции дела Шагала шли лучше чем просто хорошо. Поначалу семейство проживало в городке Орживаль близ Парижа, но потом их потянуло на юг, где теплее. Они стали жить в Сен-Жан-Кап-Ферра, у нового агента Марка – Териада, а потом выбрали для себя прелестный провансальский городок Сен-Поль-де-Ванс – и поселились в усадьбе Холмы.

Давид рос в самой подходящей для малыша атмосфере, среди прекрасных пейзажей, в полной семье. Отец часто гулял с ним, учил его рисовать, мечтая, что мальчик однажды станет архитектором. Вирджиния всегда была рядом, наблюдая за тем, как работает Марк, – «иногда он брал кусочек бумаги или ткани и прикладывал его к холсту, чтобы посмотреть, как оттенок будет смотреться на полотне». Шагал довольно часто укладывал готовую картину в траву или же прислонял к дереву, «чтобы посмотреть, как на этом фоне выглядят нарисованные трава и деревья», это был важный тест на «подлинность» – ведь, по мнению Шагала, «хорошая картина создана из подлинной, живой материи». Он пел во время работы или слушал музыку, любил, когда Вирджиния читает ему вслух.

Будучи уже всемирно признанным художником, Шагал крайне болезненно относился к критике и, если в статье о его выставке были не только комплименты, искренне огорчался. Интересно, что замечаниям Беллы, а позднее – Иды и своей второй жены Вавы (Валентины Бродской) он безоговорочно верил: по требованию Иды переписывал картины, которые ей не нравились, по желанию Вавы много лет рисовал цветы, потому что та заявляла: за них лучше платят.

Что касается Беллы, она вообще была главным критиком Шагала. Ни одну картину нельзя было признать законченной, пока она не скажет своё слово. Она была и оставалась не просто самой важной женщиной в жизни Марка, но и абсолютным арбитром. Память о Белле сохранялась свято, и, пожалуй, лишь один человек для Шагала мог встать с ней вровень – его давно ушедшая мать. Вот и представьте, каково было жить Вирджинии в тени предшественницы, при том что тень эта от времени не становилась меньше, а, напротив, лишь разрасталась, заслоняя сегодняшний день.