Картинные девушки. Музы и художники: от Рафаэля до Пикассо

Тенишева уговорила мужа построить новое здание ремесленного училища на территории парка, находившегося в их собственности. Ей пришлось доказывать начальству в Петербурге значимость этого проекта, но она добилась не только согласия Министерства народного просвещения, но и некоторых субсидий. И вот на месте парка появилось нарядное здание с вывеской «Училище ремесленных учеников имени княгини М.К. Тенишевой».

Мария Клавдиевна на том не успокоилась. Вскоре она сделала на заводе народную столовую, чтобы рабочий мог получить горячее кушанье, приготовленное из свежих продуктов. Прибавила к столовой хорошенькую сцену, где по воскресеньям игрались представления заезжих артистов и любительские спектакли. Убедила супруга и других директоров заводов расселить рабочих, уступив им часть свободной земли в аренду. Ну и, конечно, не забывала о своём собственном доме в Хотылеве – будьте уверены, он был прекрасен от первого до последнего гвоздя и замечательно вписался в общий пейзаж. К живописным берегам Десны спускалась широкая каменная лестница, через овраги были перекинуты мосты, некогда заброшенный фруктовый сад теперь выглядел ухоженным и нарядным, а над рекой княгиня велела построить павильон с широкой верандой, чтобы любоваться закатом. «Только одна русская природа почти до слёз волновала во мне умилённое сердце трогательной безыскусной красотой», – признавалась Тенишева.

Тем не менее одних закатов не хватило для полного счастья, кипучая энергия требовала новых свершений. Другая барыня жила бы себе припеваючи, но Мария Клавдиевна уже торопилась довести до ума новый проект: одноклассное народное училище, которое она вознамерилась открыть в здании бывшего кабака. «Школа принялась, пустила корни, и в скором времени я услышала от родителей искреннее спасибо, которое было мне лучшей наградой. Жизнь моя приняла такой неожиданный оборот, во мне сразу проснулись с такой неудержимой силой энергия и инициатива, что всё задуманное вчера на следующий день уже приводилось в исполнение». За четыре года Марии Клавдиевне удалось сделать для рабочих и их семей больше, чем они получили за всю свою жизнь. Она пыталась что-то менять и в семейной жизни служащих, чьи жёны томились от скуки и однообразия, царившего в провинции. На заводе её усилиями открылся клуб, где танцевали и веселились жёны докторов и управляющих.

Княгине до всего было дело, и, если что-то прежнее казалось несправедливым, она тут же затевала реформу. В результате её бурной деятельности на заводе появились лавки, торговавшие мясом, мукой, бакалеей и готовым платьем, одно за другим открывались новые школьные здания (на момент отъезда Тенишевых из Бежицы их было шесть, а общее количество учеников составило 1200 человек, многие из которых действительно смогли выйти в люди).

Зймы князь и княгиня проводили в Петербурге, где у Тенишева был роскошный дом на Английской набережной, тоже, впрочем, обобранный первой женой. Мария Клавдиевна занялась интерьером городского жилища, сетуя на то, что «в Петербурге так много банального в смысле обстановки, так трудно найти что-нибудь оригинальное!». Что-то было куплено на аукционах, что-то выполнено на заказ, ну а стены княгиня украсила акварелями, которые начала собирать ещё до замужества.

Вячеслав покорно давал деньги на все затеи жены, но, если приобретения казались чрезмерно дорогими, отказывал. Тогда Мария Клавдиевна нашла другой подход: делала заказ и просто предъявляла супругу счёт. Как ни странно, Тенишеву эта манера понравилась – он назвал жену умницей и посоветовал впредь так же настаивать на своём. А вот что его нешуточно раздражало, так это визиты художников, которых Тенишева частенько приглашала к обеду. «Как только завидит их, <…> кричит: “Шампанского!” Вероятно, некоторых людей он не переваривал иначе, как сквозь дымку вина: ему с ними было тяжело».

Князь любил музыку, но не терпел и не понимал другого искусства. «К художникам он относился с презрением, – рассказывала Тенишева, – иногда с каким-то странным любопытством, точно видел перед собой нечто вроде заморского зверья. О русских портретистах он был слабого мнения, говоря:

– Мне подавай портрет, чтобы он был похож на то лицо, с которого писан. Мне какое дело, что по-твоему это художественное произведение… А где сходство? Нет, я предпочитаю хорошую фотографию… <…> А эти господа!.. Ах, ужас!.. Наляпает тебе краски, размалюет, а человека-то нет. Да ещё плати за эту неимоверную мазню…»

Не правда ли, знакомые слова? Многие и теперь так считают, не позволяя художникам произнести сакраментальное: «Я так вижу». Из всех известных на тот момент живописцев князь выделял Виктора Васнецова, но не столько за творчество, сколько за то, что Васнецов был практичным и сумел нажить себе состояние.