Касание Воды

— Нас заметили, когда мы были уже совсем близко, и вожак кинулся на меня с такой яростью, какой я прежде не встречал в этом народе. Был славный бой. Противник не уступал мне, а я ему. В один момент мне все же удалось выбить его из равновесия и порезать сухожилие. Иркараец пал на колено. Я занес меч, чтобы убить врага, но вдруг кто-то схватил меня за руку. Знаешь, не так, как хватают в бою. Иначе. Словно не хотят причинить вреда, а просто хотят остановить.

Горизонт перед глазами всего отряда покрывался пушистыми белоснежными облаками, среди которых просвечивались леса, долины и заснеженные вершины Горы Ревности.

— Это была девушка. Молодая и с ребенком у груди. Ее лицо было в слезах. Она глядела на меня большими черными молящими глазами и пыталась о чем-то поведать на своем языке. Сказать честно, моя рука дрогнула. Однако я не успел ничего сообразить к тому моменту, как из ее груди показался окровавленный наконечник стрелы. Она упала замертво, накрыв своим телом ребенка. Я потянулся, чтобы стащить труп и освободить дитя…

Недалеко слышалось журчание речки, которая текла совсем рядом параллельно лестнице. Несколько паладинов пошли в чащу, чтобы отыскать ее и набрать в полупустые сосуды еще живительной воды, предварительно получив безмолвное позволение командующего одним лишь кивком его головы.

— Тогда-то я и лишился руки. Иркарайец с яростным воплем поднялся, опираясь на еще здоровую ногу, и срубил мою руку, по-видимому, защищая собственного ребенка. Конечно, уже в следующий миг подоспели солдаты и лишили его жизни. Ничего не соображая от потери крови, я все-таки перевернул мертвую женщину, но было поздно. Ребенок задохнулся.

Санли Орегх посмотрел на плечо Хранителя Легионов и не заметил за собой, как взгляд задержался надолго, словно теперь он лично проживал все события, приведшие старейшину к этой невосполнимой утрате.

— Когда мне оказали всю необходимую помощь, я не слушал наставлений и предостережений насчет собственного здоровья и поднялся, чтобы исследовать лагерь. О, Великая Касандра! Мертвые женщины и дети были повсюду. Та горстка иркарайцев-воинов, которых я приметил до начала сражения, — была всей охраной того лагеря. Я так и не узнал, что это была за традиция или ритуал, из-за которого матери с новорожденными сыновьями и дочерями отбиваются от племени, но это путешествие увело их на тот свет…

— Я никогда не был трусом, — спустя некоторое время продолжил Хранитель Легионов. — Всегда принимал бой, даже если он обещал быть заведомо проигранным. Всегда защищал сторону, которая была слабее, если ее интересы совпадали с моими. Но я всегда боялся навредить невинным. Меня воротило от одной мысли о том, что я могу лишить жизни ребенка или беззащитную женщину.

Что-то громыхнуло. Паладины принялись оборачиваться в надежде отыскать хотя бы одну грозовую тучу, чтобы удостовериться в начале приближающейся грозы, но небо было чистое и не предвещало непогоды.

Хранитель Легионов и глазом не повел, немедленно заключив, что этот звук не проделки природы, а самый обычный результат экспериментов в Башне Стихий. Вздохнув и удостоверившись в том, что и остальные паладины заключили тот же вывод, командующий продолжил:

— Когда я возвращался в Дастгард, то боялся суда Богов и суда Его Величества короля Рогара Вековечного за смерть женщин и детей, которые погибли по моей вине. И знаешь, что произошло, сынок? Король присвоил мне титул Хранителя Легионов и наградил за службу Дордонии и беспрекословное выполнение королевских приказов. Он посчитал результат моей миссии наивысшей преданностью короне. Мне противно от одной мысли об этом, и, рассказывая эту историю, глубоко внутри я жажду, чтобы меня однажды покарали и я искупил свои грехи еще на земле, а не на небесах. Но знаешь, что мне пришлось понять из всей этой истории? Я бы никогда не получил такой желанный мною наивысший титул, если бы хотя бы раз не пошел против собственных убеждений. Пусть и не нарочно.

Хранитель Легионов поднялся на ноги и вырвал свой топор из ствола дерева. Щепки посыпались следом за лезвием.

— В путь! — прокричал он, а все рыцари принялись повторять это слово, словно стая ворон, привлекая внимание и тех, что уже выбирались из чащи.

Конвой двинулся дальше.

***

— Приветствую вас, хранитель… — Человек больших нечеловеческих размеров в черной мантии и с капюшоном, скрывающим в своей тени лицо говорящего, поклонился.

— Приветствую, магистр Диамонд. — Хранитель Легионов воткнул топор в землю и ударил себя в грудь.

Магистр Стихий стоял на пороге ворот, засунув руки в рукава своего одеяния. Позади него неподвижно, словно статуи, возвышались еще четыре фигуры старцев, лица которых, подобно лицу магистра, были скрыты капюшонами. Отличали их друг от друга лишь мантии разных цветов — серого, красного, зеленого и синего.

За спинами магов возвышалась Башня Стихий, своей вершиной пропадая в облаках.