Касание Воды

Вожак ответил замахом топора, и сразу несколько северян вступили в схватку со своим предводителем. Превосходящий размерами своих противников Искрад мастерски размахивал топором и пускал кровь из предателей, а когда не успевал вынуть лезвие из очередного поверженного врага, отталкивал других свободной рукой или разбивал их лица собственным лбом. Здоровые северяне летали по полю, словно тряпичные куклы, в невозможности нанести хотя бы малое увечье конунгу. Словно разъяренный медведь, он бился за свою жизнь и честь, разражаясь проклятиями и заливая кровью мирный доселе лес.

В один момент все еще стоящие на ногах воины отступили и, подняв с земли разбросанные щиты, одновременно накинулись на Искрада. В этот раз конунг только ударял по щитам, слегка отбрасывая противников назад. Потом он отошел на несколько шагов, разбежался и врезался плечом в стену щитов, разбивая ее и падая на землю. Резкая боль растеклась по бедру, порезанному одним из расторопных воинов. Искрад успел привстать на одно колено и уклониться от нескольких ударов, летящих ему в голову. Но при следующем наступлении он смог только упасть на спину и ждать неминуемой гибели.

Тут что-то засвистело над головами нападавших. Будто бы ветер заносился по воздуху, срывая у северян головы с плеч. Искрад слышал лишь короткие вздохи и как тела ударялись о землю. Он попробовал встать, но нога тут же разразилась болью и не позволила этого сделать.

— Говар? Этот ты? — Конунг прикрывал рукой глаза, защищаясь от падающего с неба снега и пытаясь разглядеть фигуру человека, тень которого нависла над ним.

Человек протянул руку, помогая вожаку подняться и сесть. Это действительно был Говар. Он увидел рану Искрада, достал длинный кинжал из-за спины и поместил лезвие в огонь.

— Гром! Я думал, ты мертв, — конунг довольно засмеялся и похлопал товарища по плечу. — Думал, занесло снегом и похоронило. А ты живее всех живых!

Говар в ответ еле заметно улыбнулся и прислонил раскаленное лезвие к ране конунга. Крик невыносимой боли, перемешанный с яростью, пронесся меж деревьев.

— Эстарада поехала за тобой. В Амарилиз. Вы должны были встретиться. Ты видел ее? Она цела? — обрушил Искрад град вопросов на товарища, как только уходящая боль позволила ему говорить.

Говар посмотрел удивленным взглядом, большие глаза, казалось, не удержавшись в черепе, выкатятся наружу.

— Что? Вы не могли разъехаться. Она поскакала на юг — в Амарилиз. Ты был в Амарилизе?

Говар закивал, выхватил лежащий меж баулов меч и взгромоздился на коня.

— Постой, брат! Мы должны ехать вместе. Один я не выберусь отсюда.

Немой протянул руку и помог конунгу взобраться на лошадь. Искрад окинул лагерь взглядом. Все воины были мертвы. Как он и предполагал, люди, верные Сколю, убили несколько его лучших людей, а служанка, как он и думал, заснула и больше не проснулась.

***

Конь Эстарады скакал быстро по непротоптанной дороге. Метель давно утихла и уже не укладывала новый слой снега на большак. Чтобы не потеряться, чародейка все время смотрела на солнце, которое поднималось слева от нее — добраться до Амарилиза можно было, только если непременно скакать на юг. Ребенок у северянки на руках за всю дорогу не издал ни звука, и Эстарада то и дело сбавляла ход, чтобы откинуть одеяльце с лица девочки и проверить, дышит ли она. Дочка дышала.

Без сомнения, после холодной ночи, в которую ей пришлось двигаться практически на авось, свет и теплые лучи светила вселяли надежду и наполняли ее грудь великолепным ощущением лёгкости и свободы.

Конечно, всю дорогу Эстарада старательно избегала мыслей о судьбе мужа и тем более его возможной гибели. Только сейчас, остановившись у небольшого водопада, стекающего маленьким ручьем с горы, чтобы напоить лошадь и напиться самой, она вдруг вспомнила о терзающих ее голову размышлениях, все время бродивших где-то недалеко и только сейчас ворвавшихся на постамент для самых важных.

— Ты о чем-то печалишься, матушка? — вдруг проговорила девочка медленно, тщательно подбирая каждое слово, будто бы вспоминая их по одному.

Чародейка грустно улыбнулась в ответ.

— Нет, дитя. Тебе показалось. — Она украдкой смахнула слезу со щеки и поднесла флягу с водой ко рту дочери. — Пей.

Девочка схватила сосуд маленькими ручками и принялась аккуратно отхлебывать содержимое. Затем Эстарада вытерла ей лицо платком, усадила на лошадь, села позади нее и тронула поводья.

Еще некоторое время они скакали рысцой, пока не настигли тропы, ведущей к Амарилизу и усыпанной снегом прошлым вечером — теперь она снова прослеживалась, по-видимому, уже неоднократно пустив путников к городу.

Конь шел медленно, высоко поднимая ноги и размахивая своим черным хвостом. На холме уже виднелись стены города с выпячивающимися из-за них крышами, а у подножья, словно яблоки, рассыпанные вокруг яблони, располагались тысячи воинов, разбитые на группы и ожидающие приказа. Сотни костров застилали дымкой безоблачное небо.

Эстарада въехала в лагерь, тут же примеченная заскучавшими северянами и пустившая по отрядам перешептывание.