Касьянов год

— Уже известно, — хитро усмехнулся околоточный. — Я и такую задачу поставил перед Дудкой. Он слово за слово выудил у кума. Там на берегу Русановского рукава мостик есть на курьих ножках. Ведет к Броварскому шоссе. Петровский парк с рестораном «Венеция» направо, а это налево. Саженях в трехстах от мостика на улице без названия стоит хата. Приметная! Дорога там раздваивается, и в хате лавочка, а в заборе калитка. Выкрашена желтой охрой. В калитку надо войти. Внутри флигелек, в нем наш «иван».

— Почему утром идем, почему не сейчас?

— Темно же. Фонарей в слободе нет, местности мы не знаем. Чего горячку пороть? Мужики оголтелые, могут и сдачи отсыпать. А утром проще, все видно.

Лыков подумал и согласился. Спросил только насчет мужиков — сколько их? Есть ли при главаре охрана? Оказалось, что это трактирщик выяснять побоялся.

— На всякий случай я беру девять человек, все с оружием. Вы, Алексей Николаевич, будете десятый. Полицмейстер про вас давеча чудеса рассказывал: что вы уголовных без счету переловили. И что в опасных случаях всегда вас стараются вызвать, даже в Москву и Варшаву. Так это?

— Ну…

— Понятно. Тогда со мной нас одиннадцать. Должны справиться.

Лыков посмотрел на часы — половина первого. Спать не хотелось, он немного нервничал.

— А то идите к себе в номера, мы за вами заедем, — предложил Асланов.

— Когда вас ждать?

— В половине третьего надо уже быть на том берегу. Доехать до перевоза, потом плыть… Минут сорок у вас есть, чтобы поспать.

— А, какой смысл, — махнул рукой надворный советник. — Останусь здесь, двинемся все вместе.

— Тогда я распоряжусь насчет чаю?

— Спасибо, Спиридон Федорович, было бы кстати.

Полицейский катер шел на малых оборотах. Темнота уже рассеялась, но вместо нее появился туман. На реке было холодно и неуютно. Городовые столпились на носу и по бортам. Начальство — Асланов с Лыковым — кое-как втиснулось в рубку. Посудина не была приспособлена для такого количества пассажиров.

Надворному советнику скоро стало невыносимо душно, и он выбрался наружу. Околоточный из вежливости пошел следом. Они ухватились за тонкий леер, и киевлянин начал рассказывать гостю вполголоса:

— Вон, видите, справа? Цепной мост показался. Слева Труханов остров. Видно помещение яхт-клуба, дальше ресторан «Эльдорадо». Строение все хлипкое. Остров заливает по весне, ничего капитального строить нельзя.

— Такой большой остров и пустой?

— Он занят под городские сенокосы. И заливы, заливы внутри. Труханов — он как яблоко, изгрызенное червяком.

Катер свернул в широкую протоку. Слева виднелись деревянные корпуса, а за ними домики с соломенными крышами.

— Это пароходные мастерские, — пояснил околоточный. — И дома ихних рабочих, выстроенные вопреки запрету городской Думы. Но тут все принадлежит Марголину, а он на Думу плевать хотел.

Судно шло теперь между двумя тесно стоящими островами. По левому борту открылась длинная и узкая кишка.

— Вот самый большой залив, называется Старик. Дальше остров кончается, будут Черторой и Русановский рукав. Нам аккурат между ними.

— А что за строения по обеим сторонам гирла?

— Слева дача Марголина, справа ресторан «Босфор». Раки там самые вкусные во всем Киеве…

— А остров по правому борту?

— Ближняя Никольская слобода. А нам надо в дальнюю. Видите, второй мост появился? Это Русановский, деревянный. Продолжение каменного цепного моста. Нам причаливать чуть левее. Прибыли!

Когда приткнулись к суше и бросили сходню, уже совсем рассвело. Туман держался над водой, позади, но впереди его не было. Слобода открылась как на ладони. Грязь и мусор повсюду, будто после урагана или паводка. Но паводок сошел месяц назад. Видимо, местные обыватели считали хаос в порядке вещей…

В глубь слободы вели длинные мостки на столбах. Без них не пройти: канавы отделяли берег от застроенного места. Они были полны водой, топкие берега делали их непроходимыми ни для пешего, ни для конного.

— Тут летом такое зловоние, — пробурчал татарин. — Давно бы эти ямы засыпать…

Мостки наконец кончились. Началась жилая застройка: так же грязно, но хотя бы сухо. И вдруг к отряду бросились со всех сторон собаки. Огромные, злые, они подняли такой лай, что о секретности нечего было и думать. Городовые растерялись и сбились в кучу. Даже Асланов струхнул и полез за револьвером. Но тут Лыков выступил вперед. Он бесстрашно приблизился к вожаку и сказал вполголоса:

— Брысь!

И стая вмиг разбежалась по закоулкам.

Спиридон Федорович ошалело спросил:

— Как вы это сделали?

— Сам не знаю. Просто все собаки меня почему-то боятся.

— Хорошо, что вы с нами пошли…

На маленькой площади отряд разбился на колонны. По три человека двигались справа и слева, остальные шагали посреди улицы. Но теперь собаки лаяли из-за каждого забора. И городовые опять сошлись вместе. Они откровенно жались к Лыкову. В кавалерии такой порядок называется «справа бардачком»…