Касьянов год

Никольская слобода еще спала. Только вдалеке слышалось мычание коров и щелчки пастушьего кнута, сухие и короткие, словно шла перестрелка. Возвращались домой несколько женщин в платках — отводили скотину к выгону. Заметив толпу незнакомых мужчин, они замирали. А потом долго с любопытством глядели вслед. Кругом было тихо, так тихо, что нервы уже не выдерживали. Чтобы отвлечься, Лыков глазел по сторонам. Когда еще сюда попадешь? Слобода была велика и не устроена. Много садов, но гораздо больше огородов. Убитая, грязная-прегрязная улица. Домики все в один этаж, невзрачные, кособокие. Коровьи лепешки под ногами, и мусор, мусор всех видов…

Триста саженей полицейские прошли быстрым шагом и скоро увидели развилку и дом перед ней. Лавочка, а сбоку калитка, выкрашенная желтой охрой. Оно! Асланов подбежал к калитке и потянул: заперта изнутри. Ограда была основательная, саженной высоты. Самый молодой из команды приготовился лезть через нее. Но питерец отодвинул его и взялся за полотно. Уперся как следует, потянул. Раздался треск, и калитка вывалилась из проема вместе с петлями.

Асланов одобрительно кивнул и первый шагнул на двор. Сейчас начнется! Есть у «ивана» телохранители или нет? Спит он или снаряжает оружие?

Распахнулась дверь, и выскочил парень в вышиванке. К удивлению Лыкова, Асланов даже не вынул револьвер. Он лишь хмыкнул — и зазвездил парню каблуком прямо в лоб. Откуда киевский надзиратель знает приемы французского бокса?

Но думать над этим было некогда. Ошарашенного парубка скрутили. Спиридон Федорович никому не собирался отдавать пальму первенства. Он смело шел вперед. Ворвался в горницу и рявкнул, не разбирая:

— Руки, чтоб я видел!

С лежанки поднялся заспанный человек:

— А? Чё?

Хрясь — и мужчина полетел к печке. Там на него набросились и ловко надели малые ручные цепочки[22].

Полицейские набились в комнату и тяжело дышали. Кого еще вязать? Разгоряченные, готовые к свалке, городовые были на нервах. Но, кроме перепуганной бабы, в доме больше никого не оказалось.

Скованного мужика подняли и поставили перед надзирателем. Из носа у него шла кровь, глаза мутные — видимо, он еще не до конца проснулся.

— Безшкурный — это ты?

— Ну…

— Не ну, дурак, а так точно!

После крепкой оплеухи «иван» выпрямился. Теперь он уже пришел в себя и смотрел с ненавистью. Крепкий мужик лет тридцати восьми, с выступающей грудной клеткой, руки в татуировках, одно ухо наполовину отрезано. Приметный типаж.

— Да пошел ты…

Асланов опять замахнулся, но не ударил. Поглядел внимательно на пленника и отвернулся.

— Потом поговорим.

К околоточному подошел один из городовых:

— Спиридон Федорыч, уходить надо. Не ровен час, ребята его прибегут.

— Прибегут, обязательно, — с угрозой сказал из-за спины Асланова Безшкурный.

Но надзиратель только рассмеялся:

— Да ты что? Неужто правда?

— А вот поглядим, как они вас на ремешки резать станут…

Татарин положил руку на плечо подчиненному:

— Ты чего, Горчинский? Этого лупоноса боишься? Пускай приходят. Уже светло. Вот только не придет никто. Какой дурак средь дня полезет на десять револьверов?

Оглянулся на Лыкова и поправился:

— На одиннадцать.

Потом приказал:

— Начинаем обыск. Гацанюк, стань на караул к воротам. Зелло, бегом на причал, арендуй там три пролетки и гони их сюда. Дическуло, тащи понятых.

— Есть, ваше благородие! — бодро ответили повеселевшие городовые. Сыскная работа закипела.

Лыков стоял и смотрел, ни во что не вмешиваясь. Тут всё знали и умели без него.

Когда появились понятые, посреди комнаты уже лежала гора вещей. Муфту из бобра сыщики опознали как похищенную у статской советницы Дынник. А переходный мужской костюм из полубархата люди Созонта сняли с приезжего харьковчанина в конце апреля. Сам турист получил по голове и лежал теперь в Александровской больнице. У окна разбирали часы, их нашлось аж девятнадцать штук. Все были новые, известных фабрик: Перста, Вальтгама, Гризели, Фанера, Жакоти и Мозера. Похоже, бандиты ограбили часовщика, но заявления в полицию об этом не поступало. Загадка.

Вдруг Асланов довольно вскрикнул:

— Есть!

И протянул питерцу книжку в коленкоровой обложке. Это оказался бессрочный паспорт на имя Папа-Афонасопуло.

— Ну вот он и попался, сволочь.

Околоточный сунул документ под нос арестованному. Тот глянул мельком и пожал плечами:

— Не знаю такого.

— Посидишь в кутузке, может, и вспомнишь. Зелло, выводи его во двор. Пора домой возвращаться.

Асланов все успевал. И люди под его командой глядели молодцами. Они уже успокоились: дело сделано, атаман бандитов схвачен. Ясно, что теперь бояться нечего, никто за него не вступится. Из становой квартиры подъехал здешний пристав, посмотреть, как киевляне хозяйничают в его угодьях. Асланов подтрунивал над ним: столько часов упустил, мог бы сам поживиться. Парень оправдывался, что в Дарнице двадцать тыщ народу, а он один. Затем явился какой-то мужик с корзиной, однако увидел полицейских и бросился наутек. За ним погнались, но не поймали. Корзину незнакомцу пришлось бросить, и в ней обнаружили процентные бумаги на предъявителя.

— Какая сумма? — спросил околоточный.