Касьянов год

— Публично пошел на мокрое дело? — не поверил Лыков. — При свидетелях?

— Точно так.

— Отчаянный…

— Огонь, не человек, — согласился Спиридон Федорович. — Теперь понимаете? Никто ничего нам больше про Корбу не скажет. Никакая агентура. Жить всем охота.

— Как же он сбежал из тюрьмы? Такого зверя и не укараулили?

— Ефим схитрил, прикинулся сумасшедшим.

— Пошел по восьмому отделению?[45] — желчно спросил надворный советник. — И ему поверили?

— Прокурорский надзор распорядился, — буркнул Асланов. — Что мы могли сделать?

Полицейские помолчали. Поимка опасной шайки — дело местных сил, столичного командированного это не касается. Но тут вдруг Желязовский произнес с важным видом:

— Не совсем так.

— В каком смысле? — уточнил у начальства околоточный.

— Кое-что агентура сообщила.

— Неужели, Северин Янович? — обрадовался Гуковский. — Так не тяните, поделитесь сведениями.

— Мой освед служит старшим официантом в «Босфоре»…

— Это третье злачное место в Киеве, после «Шато-де-Флер» и «Эльдорадо», — пояснил Лыкову врид полицмейстера. — Находится на Трухановом острове.

— Помню, мы проплывали мимо, когда выдвигались в Никольскую слободу.

— Точно так, — подтвердил Асланов, не сводя удивленных глаз с пристава. — Но, Северин Янович… Что сказал Мар… ой! Ваш освед?

Коллежский асессор продолжил, как ни в чем не бывало:

— Это особо законспирированный агент, из моего личного секретного списка. И сообщил он следующее. Уже неделю, как в гирле залива Старик дежурит незнакомая лодка. В ней сидит человек, весьма высокорослый, свирепой наружности и два пассажира. Эти двое играют в зале по маленькой. Так это по-русски?

— Так, — хором сказали остальные. — Но продолжайте!

— Официант никогда прежде троицу не видел: новенькие. Приплывают вечером, отчаливают под утро, когда игра заканчивается.

— Что же показалось вам подозрительным? — не понял коллежский советник. — Все в «Босфоре» так поступают: к одиннадцати ночи полный зал сидит. А потом расходятся.

Но Асланов смело возразил Гуковскому:

— А я согласен с Северином Яновичем. Их трое, и братьев Корба трое. Один высокого роста, и он в зал не суется, сидит в лодке. Почему? Да потому, что он и есть наш Ефим. Наружность у него самая приметная. Надо засаду ставить в «Босфоре».

— Думаете, там браты-акробаты этого несчастного закололи? — уточнил Гуковский.

— Полагаю, да, Петр Петрович. Двое в зале не просто так болтались, а следили, кто выигрывает. Третий, главный, ждал на пристани. Когда клуб закрылся и все стали разъезжаться, им осталось лишь заманить игрока к себе в лодку.

— Я бы не сел к трем таким громилам, — усомнился надворный советник.

Асланов опять возразил, теперь уже ему:

— Вы бы не сели, а этот сел. Выиграл кучу денег, веселый, все у него отлично. Вина выпил на радостях. Как стали отбывать с острова, кругом лодки, множество людей садятся в них, чтобы плыть на правый берег. Он тоже сел. Безопасно: всюду глаза и уши, делов-то речку пересечь. Двое, что с ним были, — знакомые, играли за одним столом. Несчастной жертве и невдомек. Но, когда флотилия отчалила, все изменилось. Ночь вокруг, на реке ни зги не видать. Соседние посудины куда-то делись, рассыпались в темноте по плесу. И стало возможно достать кинжал. Ефим заранее устроился позади пассажира. Бац! И готово…

Надзиратель резко и сильно взмахнул рукой, изображая смертельный удар. Все поежились.

— Так ведь и было, — пробормотал Лыков. — Вот сволочи…

— Надо их к ногтю, — мрачно продолжил Гуковский. — Давно пора.

— Легко сказать, да трудно сделать, — осадил начальство Желязовский. — Где искать троицу? Если покойник — их рук дело, теперь Корбы надолго спрячутся.

Это звучало убедительно. Вообще, начальник сыскного отделения оказался не таким дилетантом, каким изначально выглядел. Лыкову даже стало неловко за свои прежние мысли о поляке.

— Северин Янович, Спиридон Федорович, — обратился он к киевским сыщикам. — Дело вроде бы не мое, но вдруг? Может банда Ефима иметь отношение к убийству Афонасопуло? Тогда бы я смог помочь, чем сумею.

— Спиридон в тот раз сказал, что это маловероятно, — напомнил Желязовский. — И потом, был же разговор. Запамятовали? Что оценщик не вовремя отдавал долги и его перестали пускать в «Босфор».

— Теперь я думаю иначе, — нахмурился Асланов. — Афонасопуло выиграл на скачках три тысячи. Кто его с такой суммой да не пустит играть? В клубе дураков нет. Что же касается помощи Алексея Николаевича… Посмотрел я на него в деле. Сильный сыщик, опытный человек. Уж извините, господин Лыков, что говорю прямо. Но ваша помощь была бы нелишней.

Однако Гуковский считал иначе.

— Я не могу впутывать в дознание постороннее лицо, — объявил он безапелляционно. — Полицмейстер вернется, он мне голову оторвет. Господин Лыков прибыл сюда по делу об оценщике, при чем тут братья Корба?

— Давайте искать связь, — настойчиво потребовал питерец.

— Как?

— Надо начать с установления личности убитого.

— Верно, — поддержал надворного советника пристав. — Спиридон, пошли людей во все участки, узнать, есть ли заявления о пропавших. Кто ночью домой не вернулся, тот и наш.