Касьянов год

— Да. Сам он пустое место. Обычный поиздержавшийся барин, противник всяких демократий и ретроград. Не очень умный. Женился на богачке, с целью поправить дела. Но Гудимы все заодно, и в строительном деле у них свои интересы. Вас решили дискредитировать.

Новость была не из приятных. Губернатор с полицмейстером уехали отдыхать. Перед этим нажаловавшись на Лыкова министру. Причем атака шла по нескольким направлениям. Сипягин в первую очередь барин и царедворец и лишь потом министр. Он не захочет ссориться с такими же, как он, аристократами из-за какого-то там надворного советника. Проще отозвать его обратно в Петербург.

Сыщик поблагодарил дежурного генерала и за экспертизу, и за сведения об интригах. И поехал на полицейский телеграф.

Как и следовало ожидать, там лежала адресованная ему телеграмма Зволянского. Лыков расшифровал ее. Оказалось, что директора вызвал министр и потребовал прекратить дознание. Немедленно. Ссылался он при этом на просьбу Витте. Не на Трепова с Гудимой, а на Витте. Похоже, что Михаил Меринг вновь одурачил своего высокопоставленного тестя. Зволянский писал, что ему удалось пока отложить крайние меры. Он обещал Сипягину запросить Лыкова, что у него происходит. Кому он в Киеве наступил на ногу? Теперь директор требовал объяснений.

Алексей Николаевич воспрянул духом. Если для Сипягина главное — это мнение Витте, у сыщика есть шанс. Он составил ответ. В нем было сказано, что дела Меринга плохи и его банкротство неизбежно. И у Лыкова на руках имеются доказательства. Акты сверки по задолженностям, письма подрядчиков и поставщиков — все говорит об этом. Зять дискредитирует родственника своей авантюрной деятельностью. Он на каждом углу козыряет именем Витте, врет, что имеет от него поддержку. И набирает все больше и больше долгов. Будет скандал, и тень падет на Сергея Юльевича. Ведь Меринг прямо заявляет, что министр финансов покроет все долги зятя. Обязанность Сипягина — помочь приятелю защитить свое имя. Для этого дознание надворного советника Лыкова надо продолжить.

Зашифровав ответ и отослав его, Алексей Николаевич вновь явился к жандармам. Новицкий уже откуда-то знал, что Витте просил Сипягина отозвать командированного чиновника. И повел себя нагло. Сказал, что дела сыщику не отдаст и вообще, его дознание вот-вот прекратят сверху. Пора, мол, покупать обратный билет…

Лыков молча выложил на стол заключение военных. Новицкий прочитал его и побагровел:

— Но ваш же министр больше не хочет дознания.

— Как только я получу официальный приказ, то немедленно вернусь в Петербург.

— Да всем уже известно, что ваши интриги разочаровали Сипягина. Вы, господин надворный советник, проглотили кусок не по горлу.

— Не к лицу генерал-майору и начальнику ГЖУ повторять сплетни.

— Что? — привстал Новицкий.

— То, что слышали, ваше превосходительство. Министр внутренних дел — высшее начальство и для меня, и для вас. Мне он дал полномочия вести дознание. Открытый лист видели? Видели. Там стоит его подпись. Что, она уже отозвана?

— Скоро будет отозвана, уверяю вас.

— Вы тут отвыкли от настоящей службы, — с презрением сказал Лыков. — Банкротство Меринга неизбежно, как наступление зимы. Начнутся суды, на них будут полоскать имя Витте. Он, конечно, устоит. Но надолго запомнит, кто в Киеве помешал Лыкову предотвратить скандал. Вам десять тысяч-то уже не нужны, что ли? Так и скажите. Я передам Сергею Юльевичу.

Жандарм был ошарашен тоном петербургского чиновника. Тот буквально цедил сквозь зубы, словно говорил с лакеем. Есть такой тип самодуров на местах: вдали от начальства они теряют чувство меры, поскольку не встречают отпора. Если их осадить, самодуры пугаются и отступают. Лыков — человек вроде бы маленький, но так себя ведет. Видать, право имеет. Да еще знает про деньги на слежку за студентами. Вдруг действительно пожалуется Витте? Лучше смолчать.

— Генерал-губернатор, если слышали, отказался назвать мои действия интригами, — добил жандарма Лыков. — Телеграмму Сипягину не подписал, а вот это заключение одобрил. Так что дознание я вам не отдаю. Шиш вам, а не дознание. Честь имею!

Повернулся и вышел.

Желязовский был поражен, когда питерец явился к нему со знакомым конвертом и сказал:

— Продолжаем вести это дело.

— Но жандармы…

— Вернули его мне.

— На каком основании? — вскинулся поляк.

— Военные подтвердили мою догадку. Бумаги, найденные у вдовы, шпионскими не являются. Кто-то хотел ловко прекратить поиск убийцы оценщика. Да вот не вышло.

После этих слов питерец порвал конверт в клочья и выбросил его в мусорную корзину.

Коллежский асессор хотел возразить, но передумал. А Лыков отправился в общую комнату, искать Асланова.

Околоточный тоже изумился новости.

— Ну вы даете, Алексей Николаевич, — уважительно сказал он. — У самого Новицкого кусок изо рта вырвать! Он вам никогда не простит.

— Черт с ним, давайте продолжим дознание. Я хочу повидаться с замечательной вдовой. Кто она и где живет?

Татарин причмокнул: