Катастрофа. Бунин. Роковые годы

— Оружия у вас нет?

Бунин так грозно посмотрел на вопрошавшего, что тот невольно попятился, а командир торопливо выдернул из нагрудного кармана гимнастерки записную книжку:

— Оставьте на память ваш автограф, пожалуйста!

Вся эта военная экспедиция мирно ретировалась. Академик прохаживался по квартире с видом Наполеона после Аустерлица.

— Это надо отпраздновать, — сказал триумфатор. — Вера, достань заветную, со звездочками!

На кухне, при стечении всех благодарных жильцов, коньяк и был распит. Закусывали тремя вареными картофелинами, которые принес Буковецкий.

Нилус, выпив, окончательно отошел от страха и с восторгом посмотрел на Бунина:

— Какой вы, Иван Алексеевич, отчаянный!

Анюта, которой тоже налили, произнесла:

— Как вы, барин, гаркнули на этого нахального! Я аж перепугалась.

Бунин улыбнулся. Сегодня он был счастлив вполне.

* * *

Конечно, никто из домочадцев не мог догадаться о настоящей причине хорошего настроения писателя. Кроме Веры, которая радовалась не меньше мужа. И дело было не только в том, что не обнаружили семейные драгоценности (они были загодя хорошо спрятаны под половицей).

Бунины очень боялись за несколько сундуков, оставленных оккупационными офицерами в ванной комнате. Что в них?

Они уверили себя, что там оружие и мундиры, а может быть, патроны! Как бы тогда оправдались перед красноармейцами? А выкинуть чужое добро или просто посмотреть? Нет, только не это! Порядочные люди так, разумеется, не поступают.

Вот и смаковал Иван Алексеевич дорогой напиток, и отдыхала его истерзанная душа. Он так и не узнает, что же скрывалось в таинственных сундуках.

Дом умалишенных

1

Ранним утром 18 июля Бунин отправился к морю. Хотелось побыть одному, отвлечься от тяжелых мыслей и гнетущей неопределенности. Он глядел безотрывно на светло-голубую даль, легкие и ужасно высокие облака, на волны, с мерным шумом набегавшие на песок и оставлявшие на нем темную полосу.

Вдруг его острый взор разглядел на дальнем горизонте какие-то дымы. Бунин до рези в глазах всматривался в белесо-мутную даль. Медленно, но неотвратимо дымы росли. Приятно встревоженный, Бунин понесся домой — сообщить удивительную новость.

…В тот день случилось нечто невероятное. На внешний рейд вошли три громадных, величественных транспорта под французскими флагами.

Одесситы, забыв про конспирацию чувств, не скрывая антибольшевистской радости, ринулись в порт и в Александровский парк, откуда виден внешний рейд.

— Десант! — млели от восторга одесситы. — Освободят от большевиков. Господи, неужто счастье привалило? — И тут же, привыкшие ждать только плохое, с сомнением добавляли: — Очень вряд ли! Это было бы слишком приятно.

Хотелось верить, но сухопутные большевики почему-то сохраняли непоколебимое революционное спокойствие.

— Нет, это все-таки десант! — говорили неистребленные оптимисты.

— Или всего лишь привезли хлеб, — размышляли не расстрелянные пессимисты.

— Так это уже две большие разницы! — разводили руками самые рассудительные. — Хотя не помешает ни то ни другое.

На следующий день спозаранку и натощак Бунин побежал за газетой. Первый же встречный, тощий еврей с печальными огромными глазами, с опаской оглянувшись, прошамкал:

— Вы думаете, что это десант? Как бы не так! Это привезли военнопленных, которые, смешно сказать, пожелали вернуться в Россию…

Помолчал, с сожалением поглядев на транспорты, вздохнул:

— Бо́льших идиотов свет не видел. Из счастливой Франции вернуться под революционный трибунал? Таких фазанов надо показывать за деньги! — Он пожевал губами и закончил сентенцию: — Они здесь ждут сахар, а получат наоборот.

Бунин купил газету «Голос красногвардейца» и отправился домой на Княжескую. Расположившись в буфетной, начал читать. На первой странице было напечатано: «Пленные возвращаются в советскую Россию».

— Вот и «десант»! — вздохнул Бунин.

И тут же сообщения об облавах, арестах, обысках и, конечно, списки расстрелянных.

— Послушай, Вера, кого расстреливают: пекарь Иван Амбатьелло, домовладелец Лазарь Каминер, Анна Ершова — активный член Союза русского народа, студент Павел Стрельцов — за ношение оружия, действительный статский советник Владимир Ратьков-Рожнов…

— Ты как, Ян, сказал — Ратьков-Рожнов? Владимир Александрович? Его расстреляли?

— В газете напечатано…

— Ратьков дружил с моим дядей Сергеем Андреевичем Муромцевым, председателем первой Госдумы. Господи, сколько раз он бывал у нас в доме! Святой души человек. Почти все свое громадное состояние раздал на устройство сельских школ. Сам жил на жалованье…

Бунин вставил слово:

— Я вспомнил его. Ратьков-Рожнов был сенатором, служил в судебном департаменте.

— И еще входил в совет «Императорского человеколюбивого общества» и в Красный Крест. — На глазах Веры Николаевны блеснули слезы. — Неужели преступления большевиков будут прощены?

Вошедший Нилус сказал:

— Говорят, больше всех в ЧК свирепствует какая-то «товарищ Лиза». Приговоренным к расстрелу эта Лиза шилом выкалывает глаза.

Вера добавила:

— Чаша терпения вроде бы переполнилась. На заводе Ронита митинги. Рабочие протестуют против расстрелов, казней.