Катастрофа. Бунин. Роковые годы

— Что толку! — Бунин махнул рукой. — В газетах уже опубликован приказ губисполкома о запрещении митингов и собраний. Можно приходить только на концерты и митинги, которые организует большевистский Агитпроп.

Бунин пробежал глазами газету:

— Вот-вот! «Прекращение работ является актом преступления и карается смертной казнью…» Перестреляют теперь еще множество людей, остальных силой загонят в цеха. Эх, бедная Россия!

2

Над большевистской Одессой стали сгущаться тучи. В двадцатых числах июля Деникин перешел в наступление. Двадцать седьмого июля стало известно о взятии Антоном Ивановичем Константинограда и Искровки — в сорока верстах от Полтавы.

В самой Одессе все больше усиливалась разруха. Электричество и воду почти не подавали. У пожарных кранов с ведрами в руках томились тысячные очереди. Быстро разрасталась эпидемия холеры, трупы исчислялись сотнями, гробов не хватало.

Голод все жестче сжимал свою костлявую руку. По карточкам выдавали скверный хлеб — с горохом. Главным продуктом питания стали овощи, но цены на них были астрономические. Мясо, колбаса, масло вспоминались как сладкий добольшевистский сон.

Рабочие все более резко выступали с протестами. Забастовки ширились. Председатель Чрезвычайного ревтрибунала Ян Гамарник призывал «задерживать всех предателей-дезертиров» и вообще уничтожать недовольных, хотя довольных не было.

Председатель огубчека Клименко, горячо веря в целительную силу расстрелов, пытался давить еще и на психику. Город покрыли листовки с надрывным призывом:

«ОПОМНИТЕСЬ!

В час последней схватки рабоче-крестьянской власти с золотопогонной сволочью офицеров, помещиков и фабрикантов агенты Деникина, потерявшего надежду победить в открытом бою, втесались под видом рабочих на заводы, работающие для военных нужд, и при активной поддержке старых слуг Колчака, правых эсеров, меньшевиков, анархистов и прочих негодяев пытаются вызвать волнения среди рабочих, терпящих лишения на почве продовольственного кризиса, и подбивают их на выступление против любимой советской власти.

Избранный губернским съездом Советов, исполнительный комитет настоящим предупреждает всех врагов рабоче-крестьянской власти, что, стоя на страже завоеваний социалистической революции, он будет беспощадно карать все выступления против советской власти, от кого бы они ни исходили.

Меч красного террора опустится на всех, кто прямо или косвенно вносит смуту в стройные ряды рабочих и крестьян, идущих в последний бой с мировым хищником…

Советская власть беспощадно расправляется не только с открытыми врагами рабочих и крестьян, но и с теми, кто, примазавшись к ней, приносит вред делу освобождения рабочих и крестьян.

И не обольщайте себя надеждой, что рассвирепевшие банды офицеров и чеченцев будут разбирать, кто прав, кто виноват.

Опомнитесь, пока не поздно. Губисполком призывает вас к пролетарской дисциплине, к спокойствию и выдержке».

Но приказы уже никто не читал, а если и читали, то понимали наоборот. Все требовали:

— Хлеба и долой большевиков!

Хлеба не было, большевики были.

3

В конце июля немецкие колонии поднялись с оружием в руках. Повстанцы заняли Большой и Малый Фонтаны. Снаряды ложились невдалеке от Артиллерийского училища.

Был расстрелян доблестный большевик, комендант Одессы тов. Мизикевич. (Позже советская власть одну из городских улиц назовет его именем.)

Большевики сей скорбный случай отметили траурными флагами, вывешенными по всей Одессе.

Заборы запестрели новыми приказами: «Все рабочие должны быть готовы по первому зову двинуться на борьбу с белыми и буржуями».

Тридцатого июля командующий войсками Одесского военного округа Недашковский издал приказ о комендантском часе.