Катастрофа. История Русской Революции из первых рук

Мы рассказали им, что происходит, а они рассказали нам подробности того, что произошло в Пскове. Поразмыслив, Гучков решил, что он должен поддержать Милюкова, заявив, что если Михаил Александрович примкнет к большинству Временного правительства, то он, Гучков, не останется в нем. Наконец совещание с великим князем возобновилось. Гучков говорил, но совсем не так, как Милюков. Он говорил четко и кратко. Великий князь, казалось, становился все более утомленным и нетерпеливым. Когда Гучков кончил, великий князь вдруг заявил, что хотел бы наедине посоветоваться с нами двумя, а потом сам все обдумать, прежде чем принять окончательное решение. Я думал, что теперь все кончено, опасаясь, что он спросит Милюкова и Гучкова. Но он сказал:

— Я хотел бы поговорить с князем Львовым и Михаилом Владимировичем Родзянко.

У меня как камень с души свалился. Если он хочет поговорить с этими двумя, значит, он уже решил отречься от престола.

Родзянко возражал, говоря, что мы договорились обсудить дело коллективно и что он не считает уместным допускать частных консультаций. Однако он посмотрел на меня вопросительно, как бы спрашивая моего разрешения. Я заявил, что мы доверяем друг другу и что мы не можем отказать великому князю в совете с теми, кому он больше всего доверяет, прежде чем решить вопрос такой чрезвычайной важности.

Великий князь, князь Львов и Родзянко удалились, а мы остались. Мы пытались уговорить Гучкова не выходить из состава Временного правительства в течение нескольких дней, в случае отречения великого князя, пока мы не найдем ему замену. На самом деле он остался навсегда и, по-видимому, пришел к выводу, что дальнейшее участие Романовых в русской истории стало совершенно невозможным.

Наконец вернулись князь Львов и Родзянко. Вскоре за ними последовал великий князь, который объявил, что решил не брать на себя бремени правления, и попросил нас составить проект формы отречения.

— Ваше Императорское Высочество, — сказал я, — вы поступили благородно и патриотично. Я беру на себя обязательство сообщить об этом и защитить вас.

Мы пожали друг другу руки. С этого момента мы были в хороших отношениях. Правда, встретились мы потом только один раз, в ночь отъезда Императора в Тобольск, но мы все знали друг о друге через наших адъютантов, и я изредка помогал великому князю, стараясь облегчить ему жизнь в новых условиях.

После заявления великого князя Родзянко и большинство министров уехали, а князь Львов, Шульгин и я остались составлять акт об отречении. Он гласил следующее:

Одушевленный едино со всем народом верой в то, что выше всего благо Родины нашей, принял Я твердое решение в том лишь случае восприять верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому надлежит всенародным голосованием, чрез представителей своих в Учредительном Собрании, установить образ правления и новые основные законы Государства Российского.

Посему, призывая благословение Божие, прошу всех граждан державы Российской подчиниться Временному правительству, по почину Государственной думы возникшему и облеченному всею полнотою власти, впредь до того, как созванное в возможно кратчайший срок на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования Учредительное собрание своим решением об образе правления выразит волю народа.

Михаил

3/III — 1917, Петроград

Отречение Николая II и Михаила Александровича были опубликованы одновременно, и, таким образом, нам удалось решить вопрос о династии быстро и без дальнейших осложнений. Эти акты отречения ознаменовали завершение самого трудного и самого вдохновляющего периода революции. Царство было определенно заменено новой революционной властью. Среди хаоса возникло очертание нового государства — Временного правительства, — вокруг которого, как в центре, развился новый порядок. Первый акт в драме революции — смерть старого и рождение нового, народного правительства — длился сто часов.

Когда вспоминаешь, какой была Россия вечером 3 марта, чувствуешь, что какой-то божественный дух пронесся по нашей стране из конца в конец, не оставив камня на камне от старого режима. Понимаешь, что человеческий разум был не в силах руководить этими событиями, ознаменовавшими поворот в судьбе русского народа. Можно почти увидеть, как огромное здание старого режима, построенное на крови и слезах миллионов, рушится и рассыпается в прах. Почти слышен шум его падения и стоны тех, кто погиб вместе с ним. Вновь почти чувствуется собственная борьба с удушьем в обломках и пыли того падения, которое, казалось, заполнило вселенную.