Катастрофа. История Русской Революции из первых рук

Все армейские комитеты, подписавшие эту знаменательную телеграмму, состояли из членов социалистических партий, и некоторые из этих людей только недавно вернулись с каторжных работ в Сибири после амнистии, объявленной Временным правительством.

Подобные телеграммы поступали к нам в Петроград со всех участков фронта. Немедленным ответом страны на этот зов горя была могучая решимость преодолеть распад. Советы, городские управы и подобные им организации заговорили на новом языке, призывая народ к новым и неустанным усилиям по спасению Революции и государства.

Активные операции совершенно необходимы как лечебная мера для восстановления боеспособности измученной, разбитой армии, но такие лечебные меры имеют бурную и потому опасную реакцию. В качестве примера можно вспомнить опыт французов за три месяца до нашего июльского наступления. Я имею в виду неудачное наступление под командованием генерала Нивеля, закончившееся катастрофическим поражением и немедленным мятежом в армии. Произошло это, напомню, в стране, не расшатанной никакими революционными потрясениями и с крепким политическим организмом[16]. После войны сам Пенлеве, военный министр во время катастрофы Нивеля, рассказывал о критической ночи, когда он узнал, что одна дивизия готовится к походу на Париж. Всего через три месяца после австро-германского прорыва под Тарнополем не только сами австрийские армии находились в состоянии полного распада, но и сама Германия начала подавать признаки краха, с первыми серьезными беспорядками в кайзеровском флоте.

В России на четвертом году войны проявления усталости в армии происходили в условиях величайших трудностей и в связи с глубочайшими политическими, социальными, экономическими и психологическими потрясениями.

Заканчивая свои рассуждения о положении на фронте после контрнаступления немцев, скажу здесь, что быстрое отступление, начатое русскими армиями 6 июля, было непродолжительным. Новая психология нации, возродившаяся волна патриотизма и незабвенное самопожертвование командного состава сотворили чудо. 17 июля я получил телеграмму от комиссара Северного фронта, в которой сообщалось, что после потери пригородных укреплений у Искуля «настроение рядового состава претерпевает резкий перелом к лучшему, с приближением войск к рубежам Родины». А 27 июля последовал доклад командующего Галицким (Юго-Западным) фронтом генерала Беляева о том, что отступление окончательно остановлено и положение армии укреплено. Сам генерал Корнилов, новый главнокомандующий, в своем первом докладе Временному правительству 2 августа дал обнадеживающую картину общего положения на фронте, выразив намерение возобновить наступательные действия в Галиции в ближайшее время.

Я посвятил так много места описанию остро патриотических и крайне напряженных реакций, испытанных Россией в июле-августе 1917 г., чтобы разъяснить читателю всю работу сторонников задуманного военного мятежа по психологической подготовке об их нападении на правительство.

Эта подготовка состояла:

1) в умышленном преувеличении трудностей на фронте и очень больших страданий, испытываемых армией;

2) в требовании от правительства демагогических мер, заведомо неисполнимых, для восстановления дисциплины;

3) в очернении всех демократических организаций в армии; и

4) в ведении открытой кампании в прессе в пользу генерала Корнилова как «единственно возможного спасителя России».

Эта демагогическая кампания по возбуждению в определенных кругах чувства патриотического негодования не ослабевала, а, наоборот, усиливалась по мере оздоровления на фронте. И действительно, при господствующем патриотическом настроении, оживлявшем всю страну, эта игра на болезненных чувствах уязвленного патриотизма дала заговорщикам превосходные результаты.

Глава XV

Лавр Корнилов

Воспоминания моего детства в Симбирске связывают меня с семьей Ленина (Ульянова). В юности судьба свела меня с Корниловым.

После нашего переезда из Симбирска мой отец был главным инспектором школ в Туркестане. Мои школьные годы прошли в Ташкенте.

Столица русского Туркестана была прежде всего военным центром. Многие видные деятели Великой войны, особенно офицеры Генерального штаба, в тот или иной период своей карьеры служили в Ташкенте. Среди них был и молодой капитан Корнилов, приехавший в Ташкент сразу после окончания Военной академии. Худощавый и жилистый, с раскосыми, немного калмыцкими глазами, Корнилов был простого происхождения. («Я генерал Корнилов, крестьянин, казачий сын», — писал будущий мятежный генерал в одном из своих обращений к народу). Генерал Корнилов мало времени проводил в фешенебельных салонах, хотя двери их были всегда открыты для любого офицера Генерального штаба, и не питал симпатии к светским дамам. Его считали довольно застенчивым и даже своего рода «дикарем».