Калина и Зора, мои ровесницы из стран соцлагеря, в общем, не имели возможности отказаться от предложения переписываться с советской пионеркой Аней. Это помогало им слегка улучшить русский язык, но навряд ли расширило познания о Советском Союзе. Только в одном письме к Калине меня вдруг разобрало на поэтическое воспевание родной страны – всех её пятнадцати республик последовательно. Из Софии переслали мне и этот шедевр: на двух страницах я расписываю через запятую степи Казахстана, море Эстонии, виноград Молдавии… В следующем письме – уже по просьбе Калины – идёт рассказ о Якутской СССР, где я никогда не бывала, но под рукой у меня всегда были нужные книги (а ненужные можно было одолжить у папы, и он обязательно записывал в блокноте, какую книгу в какой день я у него взяла и когда должна вернуть).
Смотрю я сейчас на ровные строчки письма в Софию и до слёз жалею сразу и Якутскую АССР, и себя, и своё нищее детство, которое родители так старались сделать счастливым.
Я мечтала увидеть хотя бы какие-то города кроме Свердловска, но у мамы с папой не было ни блата (ещё один словесный динозавр), ни лишних денег. На море нас с братом вывозили только раз – и я помню ту поездку в Севастополь в мельчайших деталях, запахах и звуках. Какая уж там Чехословакия или НР България?
Хотя вот тётя Наташа смогла же как-то проложить туда дорогу?
В Прагу я впервые приеду в двадцать пять лет вместе с мужем; нашим гидом будет словак, разговорчивый милый пан Ян.
А в Софию попаду намного позже.
За неделю до вылета, уже взяв ключи от квартиры друзей, я написала Калине Кондовой, что прилетаю в Софию и мы можем наконец встретиться.
То моё первое, английское письмо после детства, отправленное тоже уж лет пятнадцать назад, попало в руки Калининой маме: она по-прежнему живёт в жилом комплексе «Младост-2», в честь которого, кстати, названа одна из станций софийского метро. Моя подруга замужем, у неё дочери-погодки: старшая учится в Голландии, младшая собирается поступать в этом году.
пришёл жизнерадостный ответ из Софии. —
Квартира моих друзей в доме на улице Тимок была просторной, из окна гостиной виднелся Александро-Невский собор – на расстоянии, подсвеченный в темноте, он напоминал шкатулку, парящую в воздухе. По соседству с фешенебельным кварталом на Тимок живут цыгане, с которыми местные власти предпочитают не связываться, – чуждая нам проблема чужой страны, над которой лучше не задумываться, тем более что своих хватает. Я, впрочем, запомнила наставления подруги, что с цыганами лучше быть вежливой: «А то плюнут, например, на машину». Главный в местном таборе носил сказочное имя Алладин – и лицо у него, это я потом заметила, было действительно такое, будто он непрерывно размышляет, плюнуть на машину или нет.
В конце февраля в Софию приходит весна, в магазинах появляется первая клубника, и местные модницы, вышедшие на охоту за новыми платьями на бульвар Княгини Марии-Луизы, стучат каблучками по чистому асфальту. Но я довольно часто вожу с собой стихию – вот и сейчас прихватила в Болгарию наш уральский снег. Ох и засыпало Софию! Таксист едва-едва проехал по улице Тимок. На другой день сугробы, конечно, опали и потекли ручьями в разные стороны: в воздухе запахло мокрым деревом, кричали птицы, я шла на встречу с Калиной в кафе «Папая» – прямо напротив станции метро «Лъвов мост».
Станция метро «Лъвов мост» заткнёт за пояс иную московскую – видно, что архитекторы ориентировались на большой метростиль прошлого. «Истинский» дворец – если смотреть на перрон сверху, стоя на мостике, может показаться, что ты находишься на улице европейской столицы, богато украшенной фонарями.
Но сегодня мне в метро не нужно, я иду на встречу с бывшей пионеркой Калиной Бачевой пешком.