Катя едет в Сочи. И другие истории о двойниках

– Не беспокойся, книги всё равно сюда проникнут, – вздохнула Наташа. – Это как раз тот случай, когда сопротивляться бессмысленно. Но пока мне хватает вот этих – она кивнула в сторону скромной полочки.

Лилька подошла к полочке.

– Библия, Шекспир, Пушкин и Даль, четыре тома. Да ты просто этот какой-то, стоик!

Наташа польщённо потупилась.

– Даос! На минималочках, – не унималась подруга.

– Слушай, ну ведь я и так читаю всё что можно на планшете. Зачем мне здесь книги?

Лиля вручила подруге пустой бокал и открыла Шекспира.

– Назови любой номер, – предложила она.

– Восемьдесят шесть, – сказала Наташа.

Номер её новой квартиры.

– Так. Сейчас. Сонет номер восемьдесят шесть:

Но если ты с его не сходишь уст,

Мой стих, как дом, стоит открыт и пуст^[6]

.

– Видишь, – возликовала Стафеева. – Шекспир на моей стороне!

– Ну хоть бы портретик его в благодарность повесила, вот здесь хорошо будет! У Серёги в магазине продаются, не хочешь?

– Давай лучше я тебе теперь погадаю. Говори номер.

– Сто тридцать пять, – вздохнула Лилька. – Трудный ты человек, Стафеева.

Недобрым «нет» не причиняй мне боли,

Желания все в твоей сольются воле^[7].

– Ага! Шекспир и на моей стороне, получается. Недобрым «нет» не причиняй мне боли!

Стафеева не стала напоминать Лильке о том, как два месяца назад, когда они ездили в Питер на выходные, та затащила её в антикварную лавку на Рубинштейна и буквально заставила приобрести две рюмки для яиц всмятку. Очень уродливые были те рюмки, керамические, с прилепленными собачьими мордами – сделаны, как пояснил продавец, в 1950-х годах. Это ж сколько людей ими пользовалось, уныло подумала Стафеева, но рюмки всё-таки купила, чтобы сделать приятное подруге. И продавцу, который вёл себя очень приветливо и рассказал уйму ненужных фактов, пока Лилька выбирала себе какие-то «юзаные» броши. О том, что каслинское литьё в последние годы поднялось в цене, но надо очень внимательно смотреть на клейма. О том, что если в квартире жили пятнадцать лет, не делая ремонт, то там вполне могут найтись ценные вещи. О том, что на днях он был в доме на Литейном, хозяин которого скончался в возрасте девяноста пяти лет, и нашёл там несравненной красоты зеркало – вызвавшие антиквара наследники сказали, что совершенно точно не станут заморачиваться с его продажей и пусть он спокойно забирает зеркало себе.

– Ушло в тот же вечер! – сказал продавец, упаковывая уродливые рюмки так бережно, словно это были яйца Фаберже.

Естественно, Стафеева выбросила их в тот же вечер – даже не распаковав, пока Лилька ездила к родственникам на Васильевский.

Новый год Наташа встречала с родителями, но сразу после ритуала с подарками, шампанским и президентом отбыла в свою белую квартиру. Мама и папа уже не ворчали – смирились.

Дома Стафеева первым делом подошла к окну, чтобы задёрнуть яблочно-зелёные шторы, и засмотрелась на снег, которого безуспешно ждали весь декабрь, а он вот начал падать только сейчас, и так торопливо, так густо, как будто извинялся за опоздание…

А наутро позвонила Лилька.

– Ещё раз с Новым годом, конечно, – сказала она, – но тут, в общем, это… Умерла…

Связь пропала. Наташа передумала всякое, пока сигнал восстанавливался, – и с облегчением, за которое теперь ей, конечно, стыдно, услышала в конце концов, кто умер.

Это оказалась первая свекровь Титании. Скончалась эта неизвестная Стафеевой женщина, кстати, не в новогоднюю ночь, а две недели назад.

Титания – вторая старшая подруга Наташи, прозвище которой, кстати, она и придумала. Таня-Титания обладала довольно-таки распространённой для родных широт способностью неудачно влюбляться: что первый, что второй, что ныне действующий муж плюс целая когорта «мерцающих» любовников – и никого стоящего! (Здесь можно было бы пошло пошутить, но мы не будем.) Влюблялась Таня при этом всегда капитально: она служила своим мужчинам, заботилась о них лучше родной матери, угождала так, что дышать становилось нечем, – и мужчины, вначале разлакомившись, постепенно сдавали позиции. Соответствовать Таниному размаху они не могли (какие-то другие, вероятно, справились бы, не будем тут делать смелых неоправданных обобщений, но вот конкретно эти – нет), а иногда даже и не пытались. Широта Таниной души, её милосердие, её слепая влюблённость перекрывали любые попытки дать ей хоть что-то в ответ. Даже подарков она почему-то не принимала и отказывала в попытках проявить рядовую заботу – а сама то и дело совершала подвиги во имя очередного Миши или Славы: находила им работу и хороших врачей (порой она даже искала работу и врачей для их жён и детей!), утешала в грустную минутку, в общем, по грубоватому выражению Лильки, «давала сиську по любому поводу».

Наташа познакомилась с Титанией в эпоху предпоследнего любовника, плавно перешедшую в эру ныне действующего мужа, который, кстати, судя по некоторым оговоркам, уже готовился перейти в разряд бывших (долго жить рядом с такой прекрасной женщиной было невыносимо – уж слишком явственно выпирали на таком фоне мужские недостатки; и здесь тоже можно пошутить, но воздержимся).