Казаки

— Непременно пойду в церковь как будет венчаться козак, шурин этого сотника, — говорил воевода, обращаясь к Борковскому. — Прикажи, господин полковник, меня известить, я пойду!

— Сам с твоею милостию пойду! — сказал Борковский.

Сотник хотел уходить, но полковник приказал ему остаться. Воевода понял, что полковник имеет сказать сотнику нечто наедине, попрощался с хозяином и, провожаемый им в сени, ушел в свой двор, отстоявший от полковничьего саженях во сто.

Воротившись опять в комнату, Борковский сказал:

— Пане сотнику! Узнай ты мени, яку се чаривныцю клыкав до себе сей воевода, як кажуть.

— Мени узнавать сёго не приходыться, вельможный пане, — сказал Булавка: — бо я вже знаю. Приходыла до ёго Феська Билобочиха, а приводыв еи стрилець Лозов Якушка. А зачим еи звано, того не знаю.

— Поклич еи зараз до себе, а як прийде — пришлы с козаками вартовыми до мене, — сказал полковник.

Сотник быстро ушел. Борковский велел позвать обозного, судью и писаря, разговаривал с ними о делах полковых и о походе. Наконец, служитель доложил, что козаки привели бабу Белобочиху.

Об_о3ный, судья и писарь при этом имени разом засмеялись.

— Що вы, панове, смиетесь? — сказал со строгим видом полковник.

Судья сказал:

— Выбачай, вельможный пане, либонь яка справа то-чыться соромотна. Баба та Билобочиха видома сводныця в Черныгови!

— Эге ж! Добре, панове, що вы лучилысь, — сказал Борковский: — Увийдите у другий покой, и слухайте там, що стане казать мени ся Билобочиха.

Обозный, судья и писарь вошли по указанию хозяина в другую комнату, следовавшую за тою, где происходила беседа. Ввели козаки бабу Белобочиху. То была низкорослая,. с короткою шеею женщина лет пятидесяти, с маленькими простодушными и вместе лукавыми глазками.

Полковник подошел прямо к ней с очень строгим и суровым видом и сказал:

— Бабо! Чаклуеш! Чаривнычуеш! Людям шкоды ро-быш! Ось я тебе пошлю до владыки, щоб на тебе епитемью наложыв, да в манастырь на працю заслав рокив на два бо й на довгше.

— Я никому шкоды не дияла! — говорила баба, перекачивая голову и отважно глядя на полковника: — А коли кто поклыче пособыты в який болисти, то не одмовляюсь, и твоя мылость колы позовеш, то прийду и все подию, що можно и як Бог пособыть.

— Брешиш! — сказал полковник: — Чого ты ходыла до воеводы.

— А присылав звать, тым и ходыла, — сказала Бело-бочиха.

— А повишо присылав за тобою? Чого от тебе хо-тив? — спрашивал полковник.

— Та, — запинаясь, говорила баба: — казав про свою якусь хворобу, а я-таки гаразд не второпала, шо вин там по-московськи мени казав; я ему отвитыла — ничого не знаю, да й пишла от его.

— Брешиш, бабо! — сказал полковник: — Не за тым тебе звано, не те воевода казав тоби, не такий ты ёму отвит дала. Эй, козаки! — обратился полковник к тем козакам, которые привели Белобочиху: — Выведить сю бабу на двир да й сполосуйте ий спыну дротянкою-нагайкою.

— Пане вельможный! — вскричала Феська. — Я не стану доводыть себе до нагайки. Скажу и без неи. Воевода пытав мене, чи не можно добуть ёму дивчыну красовыту,

бо, каже, одынокий я чоловик, скушно спатвг, таку, каже, дивк у, щоб до его у нич ходыла. •

— А ты ему що на те сказала? спросил полковник.

— Я сказала, не знаю... За таке дило ныколи не бралась! отвечала Белобочиха.

— Брехня! Не те ему ты отвитыла! — сказал Белобо-чихе пол к о в н ик, потом, обращая сь к к о з а к а м, присовокупил; — Покропить ий нагайкамы пл ечи! ■

■ — Пане вельможный! — закричала Белобочиха. — Змылуйся! Всю правду скажу, тильки не выкаэуйте мен-е' в о еводи; вин м ен е тоди з свита сжене, бо вин звелив никому того не выявляты, що мени казав.

— Мое полковныцьке слово, що не скажу, — отвечал полковник. — И быты не буду, абы тильки правду сказала. Говоры, да не тайся! Що отвитыла? На яку дивку указала?

— Отже всю правду повидаю, — сказала Феська: — пытав мене воевода: яка тут у Черныгови красовытийша див ка? А я ёму ска зала, що як на мое око, так нема крас-чои над Ганну К усивну, що отсе, як кажуть, просвата на за козака Молявку. А воевода каже: где бы мени ии увыдить?' А я ёму кажу: а где ж? У ц ерк в и. А в ин казав, шоб я узнала, у який церкви буде та дивчына, так вин туды пий-де, щоб ии повыдаты. От и все. Бильш розмовы у мене с воеводою не було. От вам хрест святый! — и Феська перекрестилась.

Полковник, разговаривая с кем бы то ни было, по выражению глаз и по звуку речи отлично умел узнавать: правду ли ему говорят или ложь. На этот раз он заметил, что Б ел обочих а не лжет, и от ней он более ничего не* добивал ся, а потому и отпустил. Феська убежала во всю старческую прыть, довольная тем, что избавилась от грозившей ее- плечам «дротянки». ^г

— Чулы, панове! — спросил полковник вышедших из другого покоя старшин. *

— Чулы, все чулы! — был ответ. • ■

Так мовчыть поки до часу, а як час прийде, тоди* мы

затоворым и може прыгодыться те, шо тепер чулы! '

- 11