Казаки

По выходе из ворот, Молявка стал раздумывать: что лучше делать ему, идти ли в стан и объявить о посланном в образе нищего, или подождать, пока этот нищий выйдет из города. Он рассчитывал: — если он теперь заявит о том, что услыхал, то нищего могут как-нибудь проглядеть или даже если поймают, то другие, а не он сам; напротив, если он сам лично того нищего схватит и приведет к начальству, то дело его оценится, как важный и очень полезный для всего войска подвиг. И выбрал он последнее и нарочно пошел медленно, беспрестанно оглядываясь назад, как вдруг своими быстрыми глазами увидел, что изо рва, окружавшего город, высунулась человеческая фигура и пошла по направлению вправо, в сторону, противоположную той, куда следовал Молявка. Молявка тотчас понял, что в городском-укрецлении есть где-нибудь тайный выход и виденный им человек прошел им так, что очутился во рву, а потом, при пособии какого-нибудь средства, в ыкарабкался изо рва. Малявка быстро и круто повернул вбок наперерез пути выползшего из рва человека.

Скоро был Молявка лицом к лицу с этим человеком. Это был на вид оборванный донельзя нищий. Ноги у него были в лаптях, без онучь. На плечах и вдоль тела болтались грязные отрепья — остатки существовавшей когда-то свитки, из-под них виднелось заплатанное грязное белье. Нищий снял дырявую шапку и низко кланялся, увидя подходящего хорошо одетого козака.

— Боже! Я кий гольтяпака! Який бидолага! — говорил тоном сострадания Малявка. — Видкиля ты, чы не з Чиги-рына?

— Эге! Мылостывый добродию! — отвечал нищий. — Утик, да воны и самы, правду сказать, пустылы, не сталы задержувать, бо скоро ничого буде всим иисты и вси пидуть так, як я .

• — Ходы за мною, старче Божии! — сказал Малявка. — Мени от як стало жаль тебе! Я тебе и нагодую, и одягну, и через стан проведу, ба сам не проберешся. Затрымають и в полон заберуть.

— Мени, добродию, все ривно. Нехай беруть. Я не мов-чатыму, все повидаю, що знаю; до того не до татар пийду, а своим же христианам отдамся, — говорил нищий.

Он пошел вместе с Малявкою. Доходили до стана. Уже виднелись палатки начальных людей. Сторожа перекликались.

Дойдя до караула, Молявка взоткнул на саблю свою шапку, обвязанную белым платком. ,

— Гасло! — крикнули караульные.

— Свята пьятныця! — отвечал Малявка. То был дневной лозунг. Его пропустили.

— А се кто с тобою йде? — спрашивали караульные, показывая на нищего.

— Се старець, мылостыни просыть. Видный, я его з Чыгирына с собою взяв, хоче до нас перейты. Я ему мыло-стыню подам.

Потом, обратившись к нищему, Молявка сказал:

— Бач яки у тебе погани лычаки, скидай их к злыдню, обуй мои сапьянци. Мени тебе дуже жалко стало. Я сам с себе все поскидаю, да тебе одягну, бо в мене, дяковать Богу, все е. От и кирея тоби. Скидай свои ганчырки!

Молявка снял с себя коричневого цвета суконную ки-рею и хотел набросить на плечи нищему. Нищий, словно кто на него кипятком брызнул, отскочил в сторону, потом, приняв вид смиренника, говорил:

— Ох паночку! Добродию мий! Чи варт я того? Боже, Боже! От Господь послав якого мылостывого доброчынця. Дале-би се пивсита сходы, другого такого доброцынця не надыбаеш!

Он кланялся в ноги.

— Скидай, кажу, свои лычаки, обувай мои сапьянци! — говорил Малявка.

Нищий повертывался туда-сюда, и, видимо, не знал, что ему делать.

Молявка крикнул к сторожевым казакам:

— Скидайте, братци, з мене сапьянци, и обувайте сего старця, а я в его лычаках доплентаюсь як-небудь до Чер-ныговською полку.

— Пане ласкавый, пане мылостывый! Не треба! Не треба! — говорил нищий и порывался идти в сторону.

— Ни, треба, старче! — сказал Молявка: — чуеш, що тоби кажуть: давай мени свои лычаки, а сам обувай мои сапьянци!

— Паиочку добродию! — говорил совершенно растерявшийся нищий: — Не хочу, далеби-не хочу! — и с этими словами пустился было скорым шагом уходить.

— Доженить ёго, козаки! — сказал караульным Молявка: — Возьмить у его лычаки, а ему дайте обутыся в мои сапьянци!

Козаки бросились на нищего. Тот, сам не зная, как избавиться от беды, начал уже бежать во всю прыть; козаки догнали его, повалили, сняли с ног его лапти, надели на него «сапьянцы» и привели к Молявке. ■

Молявка достал из кармана нож, разрезал лапти и вынул из них свернутое в тонкую трубочку письмо, засунутое в складки лык, из которых были сплетены лапти.

— Се не при нас пысано, — сказал Молявка, развернувши письмо: — Сего мы не розберемо! Се мабудь по-та-тарськи, або по-турецьки. Да у нас в полку знайдеться и такий, що прочыта. Иды, лишь, старче, за мною, до нашого .полковныка!

— Пане, добродию, пане добродиюI — возопил нищий: — Я не старець. Мушу всю правду повидаты. Я козак Дорошенкив. Гетман чыгирынський послав мене в образи старцевому пробратысь через ваш стан в степ и подать зви-стку салтану, що стоить за Ташлыком, щоб швыдче прыхо" дыв з ордою на одсич. Се Дорошенко свии лыст мени заложыв у лычаки, а я не хотив йти до салтана, а хотив перейты до вас_на цареву службу.

— Як тебе звуть? — спрашивал Молявка .

. — Козак Мотовыло, — был ответ.