Казаки

— Стольник великого государя Григорий Иванович! По воле великого государя моего царя и великою князя Феодора Алексеевича всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержца приехал я поиовить перед тобою присягу на верность царскому пресветлому величеству, которую дал прежде перед кошевым запорожским Иваном Серком и донским атаманом Фролом Минаевым.

Косагов сказал ему:

— Гетман Петр Дорофеевич! То учинил ты зело добре. Великий государь тебя за то жалует и пахваляет и приказывает спросить тебя и всех чигиринских казаков и все поспольство о здоровьи. Вот крест и евангелие. Присягни перед ними, что ты поедешь к' гетману Ивану Самойловичу и к боярину князю Григорию Григорьевичу Ромоданавско-му в обоз под Вороновку сложить свое гетманство и дать присягу на верное и вечное подданство его царскому величеству.

Дорошенко, подошедши к стол, произнес присягу, повторяя слова священника, приехавшего вместе с Косаго-вым. '

После присяга Дорошенко павидался с Полуботком и другими казацкими полковниками и, указывая на Малявку, стоявшего сзади, сказал:

От ваш аманат, жывый и здоровый. Поможы вам, Боже за те що обийшлысь як слид братам и товарищам. Тепер уже все скинчалось. Воеваты миж собою не будем. Приймить мене до свого гурту, бидного выгнанця, не памъ-ятайте, що диялось перед сим. Самы вы люды розумни, зрозумиете, що я мусыв зберигаты що мени полецано було, а тепер нехай Божа воля станеться.

— Ты, пане, свою справу чиныв, а мы свою чины-лы, — сказал Борковский. — Не памъятуй и ты, що мы на тебе войною ходылы. Як перед сим щиро вороговалы, так тепер, замирывшися, станем тебе паважаты и кохаты як брата и товарища!

— Вернуться мои посланци, тоди я з вами до головного обозу поииду, — сказал Дорошенко.

Полуботок пригласил Дорошенка в шатер на чарку горелки. Подали Дорошенке налитый вином серебряный кубок. Взявши его в руки, он поднял его вверх и провозгласил здоровье гетмана и всего Войска Запорожского.

За шатром раздался гул. Послышались крики: повернулись! повернулись! Дорошенко поставил на стол кубок, еще не успевши допить его, отступил и отвернул полу шатра. Он увидел Вуеховича и Тарасенка, которые вставали из колясы и держали в руках по листу бумаги. Их колясу кругом обступила толпа чигиринцев, прибывших вместе с Дорошенком.

— Що, братци! — с видом вопроса крикнул к ним Дорошенко, еще не допуская их к себе приблизиться.

— Все як належыть! — отвечал Кондрат. — Дяковать мылосердому Богови! — громко произнес Вуехович. — На все згодылись и твою мылость як найскорыш до себе чека-ють. От лысты вид пана гетмана и вид боярина Ромодана. А се, пане, лыст до твоей мылости особистый вид пана Мазепы, — прибавил Вуехович.

Дорошенко прежде всего схватил в руки письмо от Мазепы, так как его занимало желание укрыть от великорусского начальства последнюю отправку Мотовила к султану Нуреддину. В этом письме от Мазепы Дорошенко нашел только неясное и короткое уверение, что со стороны гетмана и старшин будет сделано все по желанию Дорошенка, сообщенному Вуеховичем.

. IX

Освободившись из Чигирина, Молявка рассказал прежде обо всем, что с ним происходило, своему полковнику Борковскому. Немедленно - Борковский сообщил об этом наказному, а Палуботок нашел, что принесенные Моляв-кою известия до того важны, что следует отправить самого этого Молявку к гетману, пусть Молявка сам лично расскажет ясневельможному все, и тогда главные региментари царских войск могут впору сообразить, что им -делать и какие меры предпринять в ожидании вновь затеваемой смуты. Полуботок приказал составить об этом «лист» к Самойловичу, вручил его Молявке для передачи и приказал последнему, в дополнение к написанному, словесно обстоятельнее изложить все, что найдут нужным узнать от него.