На нашем пути через коридоры дома Клиомена, особенно на верхних уровнях, мы иногда сталкивались с рабынями не занятыми в изучении предметов наиболее необходимых в их теперешней жизни, обычно они занимались работами по хозяйству, такими как доставка сообщений, переноска тяжестей, сухая и влажная уборка. Как и большинство других, эти рабыни обычно были раздеты, за исключением их ошейников. Похоже, именно так было принято держать рабынь в работорговых домах. При подходе свободных мужчин, в том числе и Гермидора и Друза, они немедленно опускались на колени, при этом, обычно с широко расставленными коленями, опираясь ягодицами на пятки, подняв головы, держа руки на бедрах, то есть, принимая положение, которое, как я уже знала было свойственно рабыням для удовольствия. Но иногда, вместо этого, они становились на колени, прижав ладони к полу, и опустив головы между рук.
Но было одно исключение из этого, достойное отдельного упоминания. Пройдя через несколько коридоров покрытых коврами, на верхнем этаже дома, и уже направляясь на более низкие уровни, пересекая еще один зал с покрытым каменной плиткой полом, мы приблизились к стройной, темноволосой девушке. Закованная в кандалы рабыня, стоя на четвереньках, с ведром воды, тряпкой и щеткой, натирала плитки пола.
Когда мы приблизились, она, как и некоторые рабыни до нее, повернулась в нашу сторону лицом, уперлась ладоням в пол, положила голову между ними. Но, как только мы к ней приблизились, она безрассудно подняла свою голову.
— Гермидор! — закричала она, внезапно. — Гермидор!
Мужчина остановился перед ней, в нескольких футах от нее, и мы вынуждены были остановиться вслед за ним.
— Разве Вы не помните меня? — отчаянно спросила он.
Цепи, что она носила, назывались рабочим сириком. Он напоминает обычный сирик, но верхняя цепь составляет приблизительно ярд в длину, предоставляя рукам рабыни, несколько большую свободу, чтобы она могла выполнять порученную работу.
Впрочем, как и обычный сирик, это — весьма привлекательно выглядящие цепи, и они прекрасно смотрятся на женщине.
— Дейдре! — закричала она, заливаясь слезами. — Дейдре! Два года назад в Аре мы жили в одном и том же доме!
Гермидор молча, стоял и безразлично смотрел на нее.
— Дейдре, — всхлипнула она.
— В тот момент когда Ты была порабощена, Ты прекратила быть «Дейдре», — напомнил он. — Как твое домашнее имя?
— О-о-о, не-е-ет, — прорыдала она. — Только не Вы! Вы, один среди всех этих людей! Вы единственный не должны были бы рассматривать меня, как рабыню! Вы не можете смотреть на меня, как на рабыню! Только не Вы. Это просто невозможно! Вы не могли бы относиться ко мне как к рабыне! Вы не могли этого сделать! Вы единственный такой, кто никогда не принудил бы меня к рабству! Единственный такой, кто никогда не смог бы поступить так со мной!
Подняв заплаканное, мокрое от слез лицо, она встретилась с ним взглядом, и ее нижняя губа вдруг задрожала.
— Рената — мое домашнее имя, Рената, — торопливо проговорила рабыня, расширившимися от страха глазами наблюдая, как Гермидор снимает со своей туники ремень.
То, что висело на ремне, он вручил Друзу Ренцию.
— Ты подняла свою голову из положения у пола прежде, чем свободные люди прошли мимо Тебя, Рената, — объявил он. — Кроме того, Ты обратились к свободному мужчине дважды по его имени. Также, Твоя речь была совершенно не почтительно. В ней не было вставлено в соответствующих пунктах, выражение «Господин». Ты упомянула себя, как если бы Ты могла все еще быть Дейдре. Такие искажения не разрешены рабыням. Дейдре ушла, и никогда не вернется. На ее месте теперь лишь рабыня, домашнее животное, которое должно носить ту рабскую кличку, которую любой из владельцев, захочет оставить ей. К тому же, когда был задан вопрос, по поводу твоего домашнего имени, Ты ответила недостаточно быстро. Ты поняла все, что я только что сказал, полностью и ясно, Рената?
Она пораженно посмотрела на него, полными слез глазами, в которых плескался просто животный ужас.
— Да, Господин! — пролепетала она, дрожащим голосом.
— На четвереньки, Рената, — скомандовал Гермидор.
— Да, Господин, — зарыдала рабыня, но это положение приняла быстро и безропотно.
— Возможно, Вам стоит пройти на несколько шагов дальше в зал, — тихим шепотом посоветовал мне Друз Ренций.
Испуганная тем, что вот-вот должно произойти в моем присутствии, автоматически переставляя мгновенно ставшие ватными ноги, я сделала несколько шагов вглубь зала, уговаривая себя не оборачиваться, не смотреть. Но, внезапно, я услышал свист начавшего свое падение ремня, и резкий, короткий звук удара по коже девушки, и ее истошный визг. Не выдержав, я обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть ее, лежащую на боку, сжавшуюся в комочек, окруженную раскинувшейся цепью, получающую последние несколько ударов. Она вызвала недовольство свободного мужчины. Она была рабыней. Конечно, она была наказана.