Керенский. В шаге от краха (СИ)

Керенский всё это хорошо знал, но у него возникали вопросы: откуда такая дьявольская точность для стихийного восстания? Убили тех, кого хотели убить, вытаскивая из квартир, избивая и расстреливая на месте. Глумились, не давали хоронить, как-то все это было несвойственно матросам.

Восстание — это всегда страшно, но исключительно грамотное восстание исключает саму стихию. Бунт слеп и не избирателен: кого поймали, тому и не повезло, остальные, если смогли, спасли свои жизни. Как говорится, кто не успел, тот опоздал. Но восстание схлынуло как наводнение, и сейчас Кронштадтский совет в основном состоял из эсеров, меньшевиков и анархо-синдикалистов-коммунистов, были здесь и один или два большевика.

Анатолий Ламанов всё же вышел навстречу Керенскому.

— Чем обязаны? — холодно спросил он и уставился на Керенского мечтательными глазами.

Алекс смотрел на этого юношу, имеющего типичную внешность студента с мягким взглядом и категорически не понимал, что этот товарищ может делать во главе данного Совета. Ну, что ж…

— Вы мне ничем не обязаны. Я приехал сюда как товарищ председателя Петросовета и как министр юстиции. Моя цель — проверить саму законность ваших действий.

— У нас всё законно. Мы — революция! И мы ведём протоколы своих заседаний, как самая настоящая власть, в чём вы можете убедиться.

— Прекрасно! — с сарказмом ответил Керенский. — Вы, юноша, какое имеете образование?

— А что, это имеет значение?

— Судя по вашему виду, ещё никакого высшего образования вы не имеете. Так на основании чего вы можете утверждать, что ваши действия абсолютно законны? Я министр Временного правительства и заместитель председателя Петросовета. А Кронштадт входит в юрисдикцию Петрограда, так на каком тогда основании вы имеете право отделяться от него? Власть принадлежит Временному правительству, а общественные дела — Петросовету. Власть — это я! А вы — лишь общественная организация.

— Вы ошибаетесь, в Кронштадте представляет власть возглавляемый мною Совет и никто иной. На это меня подвигли матросы и рабочие, и не вам это указывать. Можете эти слова сказать им лично, и посмотрим, как они на это отреагируют.

Пока Керенский с Ламановым разговаривали, все остальные члены Кронштадтского совета внимательно к ним прислушивались и на последние слова разразились громкими одобряющими выкриками.

Керенский окинул взглядом собравшихся делегатов и всё понял. Эти люди возомнили себя управленцами и весьма властными людьми. А значит, как в одном советском фильме, им надо было обрезать «газ» и «воду». А матросы? Ну, и на матросов найдётся управа. Он перевёл взгляд на юношу и скривил рот в злорадной усмешке.

— Вы мне угрожаете, товарищ студент?

— Я вам не студент, я…

— Вы — студент-недоучка, и не вам рассказывать мне, что и как я должен делать. Вы можете и дальше жить своей островной жизнью. За мной же вся Россия и отступать мне некуда! — и чуть ли не плюнув в Ламанова, удивлённого этими словами, Керенский развернулся и ушёл. Потом остановился, обернулся и добавил.

— Непременно спрошу у матросов, уважаемый Толик, — и, уже не оборачиваясь, буквально выбежал из здания.

— В Морской манеж, — бросил Керенский шофёру, сев в автомобиль. Мотор заурчал и они поехали. Всю дорогу до Манежа Керенский любовно поглаживал рукоять револьвера, согретого его ладонями. Оружие помогало ему успокоиться и стать уверенным в себе.

«Всё будет хорошо», — несколько раз повторял он про себя, сжимая спусковой крючок, благо, что пистолет был на предохранителе.

Морской манеж оказался достаточно старым двухэтажным деревянным зданием прямоугольной формы и чем-то напоминал здание Морского собрания.

Войдя внутрь, Керенский обнаружил в нем довольно много народа, ведущего яростные дебаты в большом зале. Помещение было битком набито матросами, солдатами и кое-где мелькали куртки рабочих. Представителей интеллигенции и буржуазии видно не было. Все они уже успели сбежать после массовой казни морских офицеров.

Что ж, нужно было идти выступать на трибуну, иначе, зачем же он сюда приехал? Взойдя на трибуну, Керенский, опёршись обеими руками на постамент и уставившись загоревшимся взором в толпу, начал речь.

— Товарищи! Об успехах Февральской революции говорят теперь все. Даже монархисты и контрреволюционеры вынуждены признать, как легко мы скинули самодержавие. И завоевания эти, действительно, велики.

Нет нужды доказывать, что успехи эти имеют величайшее значение для судеб нашего государства, для всего рабочего класса, как руководящей силы нашей страны, наконец, для самой революции. Не говоря уже о прямых практических результатах, они, эти успехи, имеют громадное значение. Они вселяют в нас дух бодрости и веры в свои силы. Они вооружают рабочий класс верой в победу нашего дела. Они подводят к нашей революции новые миллионные резервы.