Как пояснил Сюняев, эта база всегда была открыта для всех служб ГУК, но как ею пользоваться знают немногие, да и те не вполне, то есть частями. Одни, например, знают, как заносить данные в эту базу – это те, которые данные в нее заносят. Другие знают, как архивировать и разархивировать – они этим и занимаются. Третьи знают, как она устроена в целом, но никогда не сидели за пультом. Есть и такие, которые знают, как в нее проникнуть слева и уничтожить данные – но именно они и занимаются защитой от несанкционированного доступа, а больше ничего знать не хотят. В диспетчерской службе знают, как получать необходимые им данные по текущим перевозкам, и им плевать на все остальное. Он, Сюняев, нашел одного человечка, который знает, как извлекать данные по любой группе признаков, но последний не знает необходимых паролей доступа и не знает, где и кто их дает. Возможно, что некоторые действующие пароли теперь уже не знает никто, поскольку их установили при вводе базы данных в эксплуатацию, но "иных уж нет, а те далече". Куропаткин, по мысли Валерия Алексеевича должен "провзаимодействовать" с этим человечком и другими человечками, все выяснить и обеспечить все, что потребуется нам впредь.
Нет, он, Сюняев, реалист, и отнюдь не ставит перед Васей задачу навести должный порядок в этом деле. Наоборот, его идея в том, чтобы, воспользовавшись наличным э-э… бардаком, получать любые необходимые данные любой наперед заданной глубины в приватном порядке.
"Сам видишь, что в сложившейся обстановке, мы должны действовать не только на суше, но и на море, и, притом, с одинаковой эффективностью", – подытожил Валерий Алексеевич свою мысль, эффектно задрав палец.
"А также в условиях высокогорья и безвоздушного пространства", – развил его мысль я.
На "высокогорье" Сюняев отреагировал адекватно:
"Завтра Петр Янович прибывают. Готовься. Работы прибавится. Я уже вызвал еще четверых дознавателей из разных мест. Между прочим, Джабарова я достал на Гаваях. Интересно, что он там расследовал? Не знаешь?"
"Наверное, делал промеры опасных глубин, и измерял опасный уровень солнечной радиации".
"Я тоже так думаю. Надо бы его послать на Юпитер – пусть измерит диаметр орбиты и гравитационную постоянную. Они нам в ближайшее время могут понадобиться…"
На этом мы расстались, я немного поразмышлял над тем, что следует понимать под диаметром Юпитера, если у него нет твердой поверхности, и чем диаметр принципиально отличается от радиуса. А потом плюнул и двинулся в архив.
К этому моменту я уже выяснил, что, во-первых, документально подтвержден факт "выхода из строя при десантировании в северную приполярную область планеты Марс системы утилизации отходов организма скафандра высшей защиты члена марсианской экспедиции Спиридонова В.В.". Во-вторых, я выяснил, что звонок Шатилову действительно был. Звонил один из членов Коллегии. Я с ним связался и он мне сказал, что звонил Шатилову, поскольку забыл, что тот болен. Но сразу вспомнил, и снял вызов. То есть вызов действительно был "не очень настойчивый". Таким образом, версия о том, что психика у Шатилова не в порядке, подтверждения не находила. Наоборот, все плавно подводило к мысли о том, что мы имеем дело с некоторой реальностью, при том, что сама эта реальность представлялась какой-то не очень реальной.
Я решил основательно изучить отчет по "Вавилову". Этот "Вавилов" уж слишком часто упоминался в разных контекстах – надо было заполучить собственную точку зрения.
Над отчетом я просидел до вечера, пока не обнаружил болезненные явления в области плечевого пояса. Оказывается, в процессе изучения отчета, я почти непрерывно пожимал плечами, удивляясь обилию несуразностей, а под конец инстинктивно втянул голову в плечи, чтобы не совершать лишней работы. Но теперь я знал поименно всех фигурантов расследования и его фабулу, так что застать меня врасплох стало невозможно.
Дома меня ждала Валентина и ужин на столе, что было весьма кстати, потому что, углубившись в отчет, я забыл про обед. Первое, что сделала Валентина, когда я уселся за стол, – села напротив и поинтересовалась: "Ну, что-нибудь еще узнал?"
Я хотел пожать плечами, но обнаружил, что это затруднительно из-за втянутого положения головы. Кроме того, я вспомнил, что этот же вопрос Валентина задавала вчера и позавчера.
– Валентина!.. – сказал я строго, полагая, что этого вполне достаточно.
Она обиженно поджала губы.
– Ты хочешь сказать, что я лезу в твои дела?
– Примерно.
– И что они меня не касаются?
– Гм… Что-то вроде этого.
– Но они меня касаются! Во-первых, я твоя жена – раз. А во-вторых, я родственница Шатилова – два.
– Если "во-первых", то не надо "раз", и так далее.
– То есть, ты меня игнорируешь?
– В каком-то смысле.
– Тогда я тебя тоже игнорирую! И больше ты не выдавишь из меня ни слова.
"Началось! – подумал я. – Надо будет поинтересоваться психологией беременной женщины..". И на всякий случай промолчал.
– Что ты молчишь? – немедленно задала вопрос Валентина.
– Я не молчу, я ем.