Кесарево сечение

– Верно! – Гиря потер руки. – Отвечаю: да, обнаружено. Кто-то изменил орбиту вот этого конкретного аварийного КК. Но при чем тут Асеев? Его людей там нет, за руку мы никого не поймали. С другой стороны, а чем вы можете доказать, что данный КК менял орбиту? Может это какая-то ошибка? Надо бы разобраться. Вот и разбирайтесь… В том-то и дело, что формально и официально это доказать очень сложно. Ты ведь слушал беседу с Таккакацу. Пожалуйста! Подозрений сколько угодно. Но на подозрения Асеев чихал. Однако, делал это не всегда. Чихать он начал не так давно – года два назад, а до этого действовал строго в рамках правил и уложений. Левые экипажи у него наверняка есть, и народ в них весьма квалифицированный. Все делается по плану, тихо и незаметно. Их привозят на место в какой-нибудь малотоннажке, они делают все что нужно и смываются. Ищи их, свищи! Теперь, Глеб, слушай внимательно! Вот этот чих для меня сейчас означает многое. Я знаю, что любые подозрения рано или поздно выльются в доказательства. Это – административно-политическая аксиома. Заподозрили – начали копать – достали. Но на все это нужно что? Время! И чих Асеева означает только одно: он занялся орбитами в тот момент, когда вычислил, что остановить его затею уже НЕ УСПЕЮТ. Если бы Асеев действительно собирался утилизировать аварийные КК, а на это ушли бы годы, тогда массовая коррекция орбит совершенно бессмысленна. Сейчас, во всяком случае. Да и потом смысла не вижу, разве что из каких-то соображений безопасности. Асееву коррекция понадобилась только теперь, а это значит, что его затея перешла в завершающую стадию. И коррекция эта ничего другого означать не может, кроме как попытку собрать эти КК в некую группировку, а скорее, подготовку к таковой в нужный момент. И не зря Сомов на Васю так среагировал – он это тоже понял. Но он понял кое-что еще – мы к этому вернемся. А пока попробуй найти какие-то иные резоны для коррекции – возможно, я что-то упустил. Давай, не сиди, шевели спином. Почему я за вас должен делать всю умственную работу?!

– Петр Янович, – сказал я серьезно, – Я бы мог начать выдумывать какие-то дикие резоны в духе Куропаткина. Но сейчас половина шестого, а у нас, в смысле анализа, еще и конь не валялся… Никаких естественных резонов я не вижу, а противоестественные нам сейчас не нужны. Нам нужна рабочая гипотеза в части Асеева, понимаете, рабочая…

– Ф-фу! – Гиря шумно выдохнул воздух и поднял глаза к потолку. – Хвала тебе, Всевышний, внял ты моим мольбам… Наконец-то Глеб, я от тебя услышал то, что хотел услышать. Это значит, что ты сильно повзрослел и скоро достигнешь моего уровня трезвости мышления. Теперь мы почти на равных. Почти, потому что ты не завершил свой тезис. А именно: нам нужна рабочая гипотеза, и мы должны хотя бы в общих чертах уяснить, что следует предпринять немедленно, пока еще есть время. Вернее, если следует что-то предпринять, то что?.. С этим – все.

– У меня вопрос. В архив вы нас сослали, имея в виду вот эти самые коррекции орбит?

– Нет. Я про них еще ничего не знал.

– Тогда зачем?

– Я просто надеялся, что вы на что-то наткнетесь. Были и другие соображения, но не очень конкретные.

– А вам не кажется странным, что вы надеялись, и мы наткнулись?

– Что тут странного? Просто интуиция. То, что вокруг аварийных КК Асеев затеял какую-то возню, я знал еще года три тому назад. Но этому были вполне естественные объяснения, я ими удовлетворился и отложил разбирательство на потом. Теперь "потом" наступило. Вот мы с Сюняевым и сидели в архиве. Думали. О чем? Что затеял Асеев – непонятно. Взять его за хобот мы не можем. Валера предлагал пустить по административной глади волну подозрений, в надежде на то, что клиент задергается. Я был против, Валера стал психовать, и мы расстались. Мои аргументы: достоверных фактов мы не имеем, цели Асеева не знаем. В такой ситуации волну гонят только политиканы, а я не политикан.

Я улыбнулся:

– Кто же вы на самом деле, Петр Янович?

– Я – интриган, причем отъявленный, – Гиря стукнул себя кулаком в грудь, приосанился и повернулся ко мне в профиль.

– А какая разница?