Харам Бурум

– Согласен. Мы, например, не против того, чтобы вы аннексировали «Театральную». Независимость этой станции, по мнению моих коллег, нарушает сложившийся баланс сил. Сделайте «Кузнецкий Мост», ха-ха-ха, Крымским.

– Красные не останутся в стороне. Будут против. Категорически. Да и Конфедерация 1905 года нам тоже как кость в горле.

– А разве в этом есть что-то новое? Война между вашими гм… структурами прервалась в 1945-м, но это ведь не означает, что она закончилась. Не исключено, что на этот раз Рейх наконец вернет себе право зваться победоносным. Конфедерация? Рейху пора искать союзников и использовать их в своих интересах. Почему бы вам, Евгений Петрович, не взять во временные попутчики бандитов с «Третьяковской»? Они помогут в вашем крестовом походе против конфедератов.

– Да будет так! – Фюрер вскинул руку, но видя, что Максим Сергеевич не собирается салютовать, резко опустил ее. – Мы можем рассчитывать на вашу поддержку, товарищ Добровольский?

– Безусловно, Евгений Петрович, безусловно, – кивнул Макс. – Разумеется, в разумных пределах и не напрямую. Такова наша позиция, и она останется неизменной.

– Что значит «в разумных пределах»? – нахмурился фюрер. – Вам ведь известно, как остро Четвертый рейх нуждается в человеческих и материальных ресурсах.

– По поводу человеческих… Ну, объявите всеобщую мобилизацию. Смягчите свое отношение к неполноценным расам. Станьте терпимее. Недочеловеки могут стать вполне приличными солдатами. А по поводу материальных ресурсов… Вы доберетесь до них самостоятельно, а мы укажем вам направление.

Глаза фюрера заблестели. Он с нетерпением смотрел на Макса, который достал из нагрудного кармана вчетверо сложенный лист бумаги.

– Сатанисты с «Тимирязевской» имеют в своем распоряжении большое количество топлива. – Добровольский развернул лист, положил на стол и придвинул фюреру. – Это – схема расположения цистерн, добытая моим разведчиком. Пока люди Когтя просто торгуют с Ганзой, обменивая топливо на оружие, но, насколько мне известно, Содружество Станций Кольцевой Линии не устраивает такое положение вещей. Мои коллеги уверены в том, что уже в ближайшее время Ганза отправит на «Тимирязевскую» диверсионный отряд и укоротит сатанистам их крысиные хвосты. Думаю, что Рейху не стоит оставаться в стороне. Фашисты имеют такое же право на ресурсы, как и торговцы.

– Согласен! – Фюрер внимательно изучал схему. – Мы вмешаемся.

– Отлично. А еще какие планы? Все, что вы намерены делать, будет интересно моему руководству.

– Большие, Максим Сергеевич. Очень большие. Планирую ликвидировать бардак на станциях. Все эти казематы, клетки… Никакой системы! Займусь реконструкцией. Думаю оставить концентрационный лагерь только на «Пушкинской». К тому же станции моего «треугольника» собираюсь переименовать.

– Вот как? И какие идеи?

– Эта станция будет называться «Гитлеровской». «Чеховская» станет центром нашей идеологии и, соответственно, переименуется в «Геббельсовскую». Ну а коль скоро концентрационный лагерь разместится на «Пушкинской», планирую назвать ее в честь незабвенного рейхсфюрера СС. «Гиммлеровская»!

Евгений Петрович ждал от Макса одобрения, но вместо этого тот поморщился.

– Одни «г». И в итоге – полное «г», мой фюрер. Никакой фантазии. Слишком прямолинейно и грубо. Я, как вы знаете, человек творческий, поэтому осмелюсь предложить вам другие названия. Что, если эту станцию назвать в честь создателя «Происхождения видов»? «Дарвиновская». Красиво. И полностью отвечает вашим постулатам о чистоте расы. «Чеховская»… Почему бы нам не назвать ее в честь композитора Рихарда Вагнера? Будет очень поэтично. Ну и, наконец, «Пушкинская». Гитлер, как нам известно, недолюбливал основоположника веймарского классицизма, но мы-то с вами люди передовые, так пусть будет названа именем Фридриха Шиллера.

По лицу Евгения Петровича было видно, что о веймарском классицизме он имеет такое же представление, как об адронном коллайдере, однако фюрер улыбнулся.

– Блестяще, Максим Сергеевич. «Дарвиновская», «Вагнеровская», «Шиллеровская». Просто блестяще. Вы – прирожденный идеолог. Я хотел бы видеть вас в числе своих ближайших соратников. Пост гауляйтера гарантирую!

Евгений Петрович зажмурился, повторяя и смакуя предложенные Максом названия станций, поэтому не заметил взгляда Добровольского, наполненного презрением и ненавистью.

– С удовольствием бы. Но, как вы знаете, у меня уже есть работа. До встречи.

Макс встал. Кивнул Евгению Петровичу и направился к выходу. Прошел обратную обыску процедуру, получил оружие и вещи. На станции ничего не изменилось. Продолжал доноситься из громкоговорителя голос Евгения Петровича, вбивающего в головы своих штурмовиков азбучные истины человеконенавистничества, а громилы с бульдожьими подбородками продолжали одаривать Добровольского испепеляющими взглядами.