М. Б.
Да, рассказов было множество, красочно перевирались они еще достаточно долго, и это стало тенденцией, характеризующей время. Основные боевые действия, связанные с прессингом, были на пике развития, замкнутая иерархия в неформальном мире располагала к возникновению слухов и пересудов у людей, не имевших к событиям никакого отношения, но вожделеющих видеть себя на месте активных участников путем обсуждения их действий. Тогда же возник неформальный термин «как бы при делах», обозначающий таковой пласт людей и констатирующий факт, что какие-то дела, собственно, начались…Э. Р.
Да. Толик ушел в «Шах» и через пару недель уехал в Германию. «Обелиск» объявил о самороспуске… А тусовка гремела по всему городу, зажигая «сейшены» на квартирах у продвинутых девиц. Я тогда пришел к выводу, что для меня это все становится профессией, и надо как-то определяться. Я давно отметил группу «Э.С.Т.», и когда я пришел дождливым сентябрьским днем 1988-го года в Рок-Лабораторию, то встретил Гернезу и Жана, которые выступали на «Фестивале Надежд». В процессе десяти минутного разговора я стал директором группы «Э.С.Т.», и, как уже говорил, вместе с Айзеншписом и Цоем состоялся первый концерт в ДК МАИ, шестого октября 1988 года. При полных аншлагах и снесенных первых трех рядах кресел. Далее Юрий устроился в «Международную книгу» и завязался с питерцами, хотя мы общались достаточно долго. В Парке культуры Стае Намин уже распоряжался всем хозяйством «Зеленого театра», но наши пути не пересекались до 89-го года.Тогда же завязалась дружба с Петрой Галл, она сделала вызов в Берлин и помогла найти нужных мне людей. Очень хорошо помню, когда поменял тысяч двести марок за триста рублей. Тогда было положено менять валюту по государственному курсу тридцать копеек за марку, и этих денег хватало, чтобы окупить всю поездку трижды. И вот, декабрьским вечером я, доехав на поезде до Восточного Берлина, с вокзала на Александерплац спустился в метро, которое довезло меня до Фридрихштрассе. Пропустили меня легко и без каких либо сложностей, что несказанно удивило. Это был период, когда все зарубежные поездки для людей попроще были немыслимы и практически нереальны. Сев на нужный мне поезд, уже зная, что граница между двумя мирами проходит по Шпрее, я поехал. Переезжая реку, я дрожащими руками зажег сигарету «Дукат», и поток мыслей был не менее невероятным, чем окружающие события. Сразу же стал чувствовать другие запахи, все стало ярче и, что самое главное, мелькающая за окном действительность, стала невероятно, по московским меркам, опрятной и чистой. В Берлине уже зависали мои друзья – Наташка Медведковская, Хирург. Мы любили устраивать туры по разным барам западного Берлина, где всегда царила доброжелательная обстановка. Как-то в баре Fish Labor ко мне подвалил какой-то турецкий эмигрант и внагляк отпил мое пиво. Я, офигевший от наглости, вежливо попросил этого не делать, но через какое-то время он сделал это еще раз. Все это закончилось тем, что я отбил об его голову ногу, и у меня сошел ноготь.
Но все это было мелочами по сравнению с тем, что я впервые попал на живые концерты Slayer и Overkill и смог оценить разницу в классе. Я понял, что нам нужна в первую очередь качественная запись. В Берлине я познакомился с Дэвидом Полаком, директором независимой студии грамзаписи Destiny, который в будущем нам очень сильно помог, и с группой Jingo de Lunch. Вернувшись в Москву со свежей татуировкой, я обнаружил, что тень Оли Чайко уже замаячила и здесь, вместо Гернезы уже пришел Миша Билошицкий… Перед нашим туром по Западной Германии, в мае 1989 года состоялся концерт «Шаха», «Э.С.Т.» и «Коррозии металла» в ДК Плеханова, после которого остался полностью разгромленный зал. А несколько ранее, при помощи и участии Валеры Гаины, записали в студии Кальянова демо-запись группы. И, как выясняется теперь, это была лучшая запись за всю историю группы. Самая динамичная и живая. И когда, ничего не понимающий по-русски Дэвид услышал ее, он сказал, что это пиздец и сделал гастроли по двадцати немецким городкам. Куражились все на этих концертах как могли, но дело не забывали.