Хардкор

Вернулись с огромным багажом опыта и пониманием собственной значимости. В целом, можно отдать дань харизме Жана и перестроечным временам. Но, по моему мнению, это были лучшие времена для многих отечественных групп. Далее началась моральная деградация как публики, так и исполнителей. На вырученные средства была произведена закупка инструментов, и мы решили сделать еще одну запись. Сначала планировали в России, но потом решили, что все-таки в Германии будет лучше. Дэвид согласился, и параллельно с записью устроил нам еще несколько концертов. И тут уже пришло понимание, что к более высокому уровню мы просто не готовы. Дэвид сам был неформалом, и элемент раздолбайства присутствовал во многих нюансах его жизни. Пластинка переписывалась несколько раз. Звукоинженер, не выдержав, разбил об стенку свои часы и ушел из студии. Процессом в берлинской студии Vielklang стал рулить Билошицкий и дорулился до того, что все средства были потрачены, а альбом вышел абсолютно загнанным по темпу, уровню и непотребным. Параллельно в Германии писались другие советские музыканты, и, возможно, испытывали те же проблемы. Рок-Лаборатория, так и не реализовав множество неформальных талантов, стала сходить на нет. И центр событий стал перемещаться в Парк культуры. Апофеозом этого периода деятельности стал фестиваль «Пчелы против меда», как в шутку называли концерт под лозунгом «Рок против наркотиков», который Стае и Дог Макги провели в «Лужниках» в августе 1989 года. Стае стал собирать под своим крылом ньювейверов и часть металлистов, но мы там были чужими и стояли особнячком. Весной 1990 года мы отыграли на Свердловском фестивале «Металлопластика», где заслуженно взяли первое место. Было много разных местных групп, но московские и питерские группы были на уровень выше.

Девяностый год стал самым мутным в истории отечественного рока. Все эти интриги, начавшиеся вокруг всего, что могло приносить какой-то доход; слухи и приток новых, не сильно продвинутых, но жаждущих активности людей, подломили начинания многих еще не развернувшихся на полную мощь коллективов. При этом можно отметить такой факт, что до 91-го года Россия была на пике внимания, и различные отечественные музыкальные коллективы запросто ездили за границу и записывались там. Все, что лично я успел реализовать вместе с «Шахами» и «Эстами», было до 91-го года. После него волна Перестройки и интерес к совку постепенно стали угасать. Вывозить наши группы стало все сложнее и сложнее. К тому же, мои приоритеты стали смещаться…

М. Б. Этот феномен трудно объяснить с точки зрения шоу-бизнеса, но, в принципе, можно сточки зрения логики. Толпы переселенцев из стран бывшего Союза, ведущие себя не вполне адекватно, вывоз капитала и криминализация зарождающегося бизнеса. Начинающие авантюристы от шоубиза сложные новаторства и эксперименты реализовать не смогли. Поскольку сами не понимали, что происходит вокруг и искали коммерческую выгоду, незатейливо продвигая рафинированный рок, диско и блатняк. Вся мифология экспериментаторства и субкультурного андеграунда середины восьмидесятых, на котором базировался интерес за рубежом и у продвинутой части советского населения, стала резко осыпаться. Демонстрируя вместо неформальных деятелей, малиновые пиджаки нуворишей и челноков, ринувшихся в Европу за польским фейком.

Э. Р. В России, в рамках новых отношений, была уже другая ситуация. Я помню, как ко мне пришла группа «Мастер», которая имела в 88-м году восемнадцать аншлагов подряд в Свердловском Дворце спорта «Автомобилист». У них все перестало получаться только по причине нездоровой ситуации внутри музыкальной среды. Все пытались заработать деньги, но сами не знали, на что можно рассчитывать. И очень много фантазировали по поводу собственных возможностей. Гонорары у разных групп были абсолютно разные, как и претензии. За выступление «Э.С.Т.» в кинотеатре «Москва» третьего декабря 1990 года, где сожгли аппарат и все помещение было оцеплено ОМОНом, в виде гонорара было выдано 12 бутылок портвейна…