Хаски и его учитель белый кот. Том III

Именно в этот момент дверь в тайную комнату с грохотом распахнулась, пропуская вернувшегося Наньгун Лю. Удерживая двумя руками горку из сочных мандаринов, едва перешагнув порог, он тут же прокричал:

— Сердечный друг старшего брата, я принес собранные мандарины. Я выбрал те, у которых внизу маленький ободок, потому что они особенно сладкие на вкус… — он запнулся, увидев на кровати Чу Ваньнина. — А? Любимая наложница старшего брата проснулась?

Услышав, как его назвали, и без того лишенное красок лицо Чу Ваньнина стало еще более холодным и мрачным.

Любимая наложница… Это он про императорскую наложницу Чу?

Тогда этот так называемый «сердечный друг старшего брата»…

Ши Мэй взял мандарин из рук Наньгун Лю и, улыбнувшись, погладил его по голове:

— Ты все сделал правильно. Но мне нужно кое-что обсудить с этой наложницей Чу, поэтому ты пока иди и поиграй где-нибудь.

— А можно мне остаться и здесь поиграть? Я могу помочь почистить мандарины.

— Тебе нельзя тут оставаться, — ответил Ши Мэй, — некоторые беседы взрослых не предназначены для детских ушей.

Наньгун Лю пробормотал какую-то очередную глупость и, повернувшись, послушно вышел.

Какое-то время тишину комнаты нарушало лишь их дыхание и потрескивание свечи.

Ши Мэй взял один мандарин и ловко снял кожуру. Очищая мякоть от белых прожилок, он как ни в чем не бывало продолжил болтать с Чу Ваньнином:

— Ты же понял, кто заходил сюда только что?

— …

— Его голос, должно быть, тебе хорошо знаком.

Тщательно очистив мандарин, он поднес дольку к губам Чу Ваньнина:

— Попробуй, это мандарины с горы Цзяо. Их посадил сам Сюй Шуанлинь. В этом деле он разбирался довольно хорошо, так что они наверняка очень вкусные и сладкие.

Чу Ваньнин отвернулся.

Ши Мэй неспешно продолжил:

— Посмотри на себя — только проснулся, а уже злишься.

Помолчав еще немного, Чу Ваньнин холодно спросил:

— Где он?

— Кто?

— Ты знаешь, о ком я говорю.

Ши Мэй чуть приподнял брови:

— Хочешь спросить меня о Мо Жане?

— …

Увидев, что он молчит, Ши Мэй с мягкой улыбкой продолжил:

— Ты и правда очень заботишься о нем. Только очнувшись, сразу пытаешься найти его, даже не поинтересовавшись кто я такой. Заслуживает ли этого мужчина, который полжизни издевался над тобой?

В ответ человек с завязанными глазами лишь поджал губы, отчего линия его подбородка заострилась, и лицо стало выглядеть еще более изможденным.

Какое-то время Ши Мэй наблюдал за ним, ощущая, как пылающий в его груди злой огонь разгорается все сильнее. Однако он всегда кичился своим умением сохранять выдержку и спокойствие, да и спешить ему было особо некуда.

Вкушать пищу нужно изящно, не обнажая зубов и не роняя крошки. Трапезничать, глотая большие куски и обгладывая кости, как это делал Тасянь-Цзюнь, слишком расточительно. Если так злоупотреблять пищей, то может выйти, что лакомство еще толком не распробовано, а тарелка уже пуста. Само собой, Ши Минцзин смотрел свысока на эту переродившуюся вечно голодную псину.

Поэтому, даже когда внизу у него все вспыхнуло и загорелось, он не стал спешить, дав своему небесному угощению[253.1] хорошенько пропитаться маринадом, постепенно втирая его в сочную плоть. Нужно просто подождать, пока эта пища богов покроется хрустящей и ароматной корочкой, а уж потом можно будет маленькими кусочками медленно и с удовольствием поглотить его.

— Кроме того, твой вопрос — не более, чем праздная болтовня ни о чем. У твоих губ мандарин, неужели не хочешь его съесть? — Ши Мэй усмехнулся. — С таким упрямством, как ты раньше обслуживал Наступающего на бессмертных Императора?

— Убери.

— Думаю, все-таки лучше бы тебе его съесть. За весь день у тебя во рту и капли воды не было, так что даже губы растрескались.

Чу Ваньнин лишь сильнее стиснул зубы и процедил:

— Где Мо Жань?

Какое-то время Ши Мэй просто смотрел на него. Медленно, но верно улыбка начала сползать с его лица.

— Что в этой жизни, что в той; есть у тебя воспоминания или нет — в твоих глазах всегда только Мо Жань. Учи… — он тут же осекся, и окончание «тель» так и не покинуло его рот.

Однако он уже проболтался. Чу Ваньнин едва заметно вздрогнул.

Прищурившись, Ши Мэй продолжил:

— Вот скажи мне, в конце концов, что такого хорошего в этом Мо Жане?

Взглянув на лежащего Чу Ваньнина, он заметил, что его бледные губы медленно покидает последняя капля крови.

— Этот человек совершенно безмозглый тупица, действует импульсивно, до смешного наивен и простодушен, моральными качествами тоже не блещет. Что в нем может нравиться?

— …

— Лицо? Духовная сила? Сладкие речи?

В конце концов, так долго скрываемая животная похоть вышла из-под контроля, и теперь в каждом произнесенном им слове все отчетливее ощущался ее дурной запах.

Стоило Ши Мэю увидеть, как Чу Ваньнин начал кусать губы, словно пытаясь подавить какие-то эмоции, и он почувствовал, что у него самого пересохло во рту, а и без того развязавшийся язык совсем сорвался с привязи:

— Или все-таки его постельные навыки?

От возмущения и ярости на бледных щеках Чу Ваньнина вспыхнул яркий румянец:

— Заткнись.