Хазарский меч

Родульв Булгарин на булгарина был не сильно похож: такие же золотистые волосы и борода, как у всех варягов, в ухе серебряное колечко, на шее сразу два серебряных «молота Тора» – один на гривне, другой просто на ремешке. Он задал несколько вопросов пленному, что-то переспросил и засмеялся.

– Он не хазарин, он буртас. Язык у них другой, но объясниться мы сможем. Зовут его Санар сын Хаснара, он из рода Чараш-бия.

– Расспроси его, кто возглавляет весь этот поход, какая была к нему причина и какова цель.

Об этих вещах пленный не считал нужным умалчивать. Родульв едва успевал переводить.

– Он говорит, что буртасы вовсе не хотели идти в этот поход, что это все ясы виноваты. Есть один бий, он сам из ясов, его зовут Азар, это он подбивал всех идти на русов. Русы убили его брата в той весенней битве на Итиле, вот он и пожелал им отомстить. А буртасы вовсе не хотели, они уже сталкивались с войском русов, тоже весной. Они видели их вождя – это человек-гора, огромный, как дуб. Близ переволоки он бился с Большим Байсаром… это был их знатный воин, тоже огромный, как гора, его не могла носить лошадь и он ездил верхом на верблюде… Но тот вождь русов превосходил его ростом и силой и убил его на поединке, а потом отсек ему голову и выпил кровь его сердца, так что теперь вся сила Большого Байсара перешла к нему. Только глупец захотел бы снова сразиться с таким человеком, а он, Санар, не глупец. Но Азар-тархан заставил их идти, сказал, что они… – Некоторое время Родульв вслушивался в поток речи. – Бранился сильно, в общем. Или это он сам бранится, называет того тархана «маймуни» – это значит… э, очень сильная и оскорбительная брань.

– Значит, тот Азар возглавляет поход?

– Да, и с ним воеводы из города… он не помнит, что за город, но он где-то на западе… от переволоки, короче, на пути от Дона к этим местам. Я думаю, он говорит про Тархан-городец на Упе. Между Сюрнесом и Булгаром других русов нигде больше нет, только там. Они на стороне хазар, он говорит… Ну еще бы – это старая хазарская область, я там бывал. Хазары сами там не жили, но переселили туда своих данников из славян, чтобы они работали на волоках, а в Тархан-городце собирают для них мыто со всех проезжающих. И они же, эти русы, уговорили идти с ними вятичей с Оки. Там собрали ратников. У вятичей есть свой воевода, Санар не помнит его имени, но сам хакан-бек прислал ему шлем, меч и доспех.

– Где все они сейчас?

– Идут по Угре. Отдельные отряды рассылают по притокам, потому что в одном месте все войско не прокормить.

– И чего они хотят? Разграбить все селения по Угре?

Родульв задал вопрос, выслушал ответ и нахмурился.

– Он говорит, что они собираются разграбить сам Сюрнес.

В обчине поднялся гул. Такого люди Улава не ждали – их земли были далеко даже от самого западного края хазарских владений.

– Ни тролля себе!

– А ожерелье Фрейи они не хотят?

– Или молот Тора… в задницу.

Кожан фыркнул от смеха, но зажал себе рот.

– А про этих людей не скажешь, что они ставят себе маленькие цели! – усмехнулся Улав конунг. – Но почему же Сюрнес? Ведь не у нас живет тот человек-гора, и с хаканом мы не ссорились.

– Он говорит, им сказал Азар-тархан, что все русы, не признающие над собой власть хакана, должны быть уничтожены.

– Вот как! – сквозь возмущенный гул воскликнул Улав конунг. – Каковы же их силы для такого значительного предприятия?

О силах Санар точного представления не имел и в этом клялся, повторяя «Бир Тэнгри». Он только знал, что Илехмет-бий, их степной князь, отрядил в этот поход род Чараш-бия, а в нем около сотни воинов-огланов. Думает, что у русов с Упы и у их друзей-вятичей будет еще несколько сотен. О численности дружины самого Азара он не знал, но слышал, что тот подойдет чуть позже и приведет еще вятичей с Дона.

– И еще он говорит, что если вы больше ни о чем не хотите его спросить, то он уверен, что его отец, Хаснар-баши, даст за него выкуп конями и баранами, – добавил Родульв.

– Пусть торгуется с моим сыном, – Улав показал себе за спину, где стоял Кожан. – Его дружина захватила пленников, им принадлежит право решать их участь. Переведи ему.

Выслушав перевод, Санар воззрился на Кожана с новым уважением. До этого он видел в пленивших его лишь каких-то лесных оборванцев, одетых в шкуры, а теперь оказалось, что его одолел сын русского сюр-баши, что уже не так обидно. А Кожан подумал: благодаря успеху вилькаев отец воздает ему честь, признавая за ним право распоряжаться пленниками, как за настоящим вождем. Но Улав сам рад и горд, что его единственный сын дорос до такой чести. В этот миг Кожан готов был идти приступом хоть на сам Костянтин-град, и едва ли золото цесарей смогло бы порадовать его больше, чем те два-три десятка баранов, что удастся когда-нибудь получить за этого буртаса с его опухшей рожей.

* * *