Хазарский меч

Хьёр засмеялся и одобрительно потрепал его по плечу. Зрелый муж сильнее испугался бы такой раны, если не привык с детства к мысли, что изведать раны ему придется не раз. Отрок по неопытности еще не верит, что смерть может подстеречь его прямо сейчас, для него эта рана – приключение и повод для гордости.

Перевязка делалась прямо на льду, возле саней обоза. На этих же санях лежал Русак, тоже перевязанный. Рана у него была тяжелее, чем у Кожана, и хотя смертью она не грозила, от потери крови он сильно побледнел, мерз и просил пить. Кожан велел Ржанке и Дубоносу развести рядом с санями костер – другим раненым тоже требовался обогрев – укрыл Русака большим кожухом, снятым с кого-то из убитых вятичей, и послал пару младших поискать где-нибудь родник под берегом или полынью. Ту воду в кожаных мехах, что была с собой, после битвы всю выпили.

– Вон туда идите! – почему-то смеясь, сказал им Торфред, еще один отцовский хирдман. – Там промоина…

После сражения его немного шатало, как пьяного, оттуда же была и лихорадочная веселость – дух Одина, пробуждающийся в крови, когда вокруг носится смерть, пьянит как мед.

– А в промоине рыба – во! – его товарищ, Вестмар, тоже давясь от смеха, раскинул руки во всю ширь.

– Рыба? – изумился Кожан. – Вы что, вместо битвы рыбу ловили?

– Ага! – хором ответили они и показали на стоявшего позади них человека со связанными за спиной руками. – Рыбина, гляди!

– Не простая, а золотая, как славяне говорят!

– Ого! – Кожан вгляделся и охнул.

Пленный был явно не простой – кожух, крытый крашеной шерстью, а главное, шлем с сияющей бронзовой отделкой. Бросался в глаза кожаный пояс с литой пряжкой хазарской работы и парой узорных бляшек, а под кожухом была кольчуга.

– Это что – хазарин? Да я ж его видел! – вспомнил Кожан. – Сверху видел, с бугра! Он их возглавлял. Был другой, на коне, а этот пешим шел.

– Еще гляди! – довольный Торфред предъявил хазарский меч и круглый щит, обтянутый кожей. – Щит только вроде нашего, – хирдман взвесил его на руке, – хазарские полегче.

– Как же вы его изловили? – усмехнулся Хьёр. – Все дрались, а вы отбивали ужин у Тора?[56]

– Ты слушай! – подхватил Вестмар. – Это там, в лощине. Мы давим, они отходят, а там ручей под снегом был. Ни мы не знали, ни они. Все засыпало, его не видно. Этот тролль от нас двоих отбивается, да так ловко, чуть руку мне не отрубил! – Он показал красную ссадину на запястье. – Да нас-то двое, мы его тесним, он пятится, а потом вдруг – ух! – и по пояс в землю ушел!

– Мы стоим, как два барана, не поймем, чего это он вдруг провалился! А там вода! Ручей сам-то мелкий, а в нем промоина глубокая, вот он в нее и угодил! Меч бросил, щит бросил, стал вылезать, да в кольчуге, в кожухе не больно-то попрыгаешь! Барахтается, точно жук в медовухе! А тут я к нему, и копье к горлу!

– Вытащили мы его, руки связали. Хороша рыбалка, Тор позавидует, да?

– Это верно – глаза-то у него точно как у Мирового Змея!

– Вы, сдается, воеводу хазарского поймали, – Кожан уважительно оглядел шлем, пояс, меч пленника. – Добыча знатная.

– Только его подсушить надо, – Вестмар кивнул на ноги пленника, с которых текла вода.

Провалившись в промоину, тот вымок почти до пояса.

– Да уж! – хмыкнул Хьёр. – А то все на свете отморозит.

– Иди греться костер давай-давай, морда хазарская! – нарочито ломаным языком велел Вестмар. – Пока мой добрый!

Пленник в ответ обжег его гневным взглядом, не обрадованный такой добротой.

– Шлем с него снимите, – подсказал Хьёр. – Такой шлем дороже стоит, чем он сам. Только князю какому впору.

– Да и как-то он на хазарина мало похож, – вставил Асвальд. – На рожу гляньте.

Лицо пленного и впрямь не имело ничего общего с Санаром и его людьми. Обычное лицо с суровыми чертами, темно-русые волосы, борода отливает рыжиной, как у многих славян и русов, глаза серые с желтизной, взгляд, что называется волчий – острый и хищный.

– Эй, твоя моя понимать? – осведомился Торфред сначала по-русски, потом по-славянски: – Разумеешь, что толкую?

Но пленник даже взглядом на него не повел.

– Да ладно, пойдем! – Вестмар махнул рукой. – Пусть конунг с ним толкует.

– Хьёр, приглядите тут за ним, – попросил Торфред. – Мы пойдем, там еще раненые остались.

В лощине, где дружина Улава накатила на вятичей с тыла, остались лежать многие десятки тел. Вилькаи шарили в истоптанном снегу, собирали стрелы. Когда Кожан увидел эту изрытую лощину, то вытаращил глаза. Не верилось, что совсем недавно здесь сверкал нетронутой белизной гладкий, как полотно, снег. Из сотни вятичей, что устремились в лес отгонять засаду, назад к своему воеводе вернулось чуть больше десятка. Прочие остались здесь: зарубленные, застреленные. Везде были разбросаны щиты, стрелы, прочее оружие, потерянные поршни с торчащей соломой. Пятна крови, большие и малые – на снегу она не сворачивалась и оставалась такой же красной. Кожан смотрел в изумлении – казалось, это сон. Люди Улава собирали своих раненых и убитых, но этих было гораздо меньше.