Хемлок, или яды

Дабы освежиться и перебить запах пота перед встречей с Сент-Круа, она намазала тело привезенным из Италии жасминовым маслом.

— Когда-нибудь у нас не останется ни гроша, душа моя...

Их взгляды встретились, и они поняли друг друга. Она расхохоталась:

— Пистолетная пуля в бульоне!

— Нужно устроить так, чтобы на службу к твоим братьям нанялся Булыга. Вот что нам нужно...

Она обмотала ему шею своими волосами, которые снова отрастила.

Мари-Мадлен считала, что в тридцать семь рожать поздновато, но Масетта умерла, а принимать порошки Сент-Круа она боялась. Ребенок появился на свет летом, и она вновь пережила все ужасы деторождения. Младенца назвали Франсуа де Бренвилье, хоть он был не от маркиза, да мать и сама толком не знала, от кого он - от Сент-Круа или Пуже де Надайяка, капитана легкой конницы и дальнего родственника Клемана (если, конечно, не от какого-нибудь другого его родственника). Мари-Мадлен считала Франсуа просто одним из своих сыновей и любила его не больше прочих.

Она изменилась, разучилась владеть собой, и ее мало-помалу покидала необходимая для преступника собранность. Воля оставалась, как прежде, твердой, но что-то надломилось, угрожая крахом. В подпитии Мари-Мадлен говорила лишнее, часто распускалась, показывала язык своему отражению в зеркале или безумно рыдала из-за морщинки, дряблой кожи на прекрасной шее, бледных щек. Порой она угрюмо рассматривала свои сильные руки с неожиданно вытянувшимися пальцами и миндалевидными ногтями - не слишком ухоженными, но и не грязными: еще молодые, однако Уже характерные руки с очень длинным, как у всех мечтателей, большим перстом.

В Амбуазском тупике Сент-Круа и Мари-Мадлен снова получили нужные препараты, и, договорившись о необходимости решительных действий, остановились на смеси сублимированной ртути и растительных алкалоидов. Прежде чем перейти к делу, Сент-Круа заставил свою сообщницу подписать два векселя - на двадцать пять и тридцать тысяч ливров, которые аккуратно сложил и спрятал в обитой тисненым сафьяном красной шкатулке. То была своеобразная страховка на случай неудачи, ведь после того как покушение на гражданского наместника на Орлеанской дороге сорвалось, а нанятые маркизой убийцы получили деньги, так и не выполнив своих обязательств, следовало предусмотреть любые неожиданности.

Поступив в услужение к братьям д’Обре, Булыга пообещал мигом все обстряпать. Ему посулили сто пистолей, а если он доведет дело до конца, его будущее можно считать обеспеченным, так что вскоре лакей завоевал полное доверие хозяев и даже начал подавать на стол. Негодяй знал себе цену, а маркиза все еще была недурна собой. Как-то вечером, когда он принес ей секретную записку от Сент-Круа, Мари-Мадлен взглянула на посыльного в косых солнечных лучах и вдруг вспомнила свой давнишний ужас:

«Господин советник не больно-то обрадуется, коли узнает, чем вы тут занимались...»

Она провела рукой по Глазам. Да нет, пустяки, всего-навсего прежний кошмар...

— Ты славный парень, Булыга. Выпей со мной винца...

Сперва Булыга решил, что ослышался, но потом все понял и криво усмехнулся. Мари-Мадлен де Бренвилье опередила события. «Это судьба, - подумала она, - злой рок». Как в античных трагедиях, которые она часто вспоминала. Раз уж так вышло, нужно взять инициативу в свои руки, тем более что у Булыги нет ни заячьей губы, ни копны жирных волос. Мари-Мадлен оказалась во власти лакея, впала в унизительную зависимость, но не отчаивалась, поскольку сама этого хотела, и давнишнему страху недоставало только этого позорного падения. Дабы судьба не ускользнула, как песок сквозь пальцы, необходимо закрепить ее роковым повтором. Мари-Мадлен проревела всю ночь, но с тех пор отбросила уже всякий стыд.

Арманда Юэ была племянницей аптекаря, умела читать и потому ставила маркизе клистиры после исчезновения Дантю. Курносая, смекалистая Арманда со страхом вспоминала случайно подсмотренную ночью сцену, но любопытство пересиливало страх. Она много думала о Дантю, Тибод Гуэн и Бургони, которые вроде бы не собирались никуда уходить, но в один прекрасный день как сквозь землю провалились. Конечно, тут изредка недоплачивали, но местечко ведь было неплохое, работа нетрудная, маркиза каждый день уезжала из дому, а за детьми присматривали две старых служанки да учитель Брианкур - бакалавр богословия с нежнорозовым лицом и приятным голосом, который всегда очень вежливо здоровался со всеми, даже с челядью.

Арманда расставляла духи и кремы на туалетном столике госпожи, когда та вошла в комнатку вся растрепанная, взъерошенная, сжимая в руках обитую синим бархатом шкатулку с серебряными гвоздиками. Шатаясь, Мари-Мадлен шагнула вперед: на лице кровь, глаза горят застывшим металлическим блеском. Арманда молчала - ей уже не впервой доводилось видеть мадам пьяной.