Хемлок, или яды

Больной жаловался на обжигающий огонь в животе, и потому жена приказала постелить ему на первом этаже - в комнате с окнами на север, где всегда было прохладно. Несчастный испытывал неописуемые страдания, громко рыгал и тужился, все внутренности выкручивались, и он насилу мог удержать в желудке хоть немного бульона. Александр весь высох и превратился в обтянутый пергаментной кожей скелет, глаза словно провалились внутрь головы, а волосы выпали, не считая парочки прилипших к лысому черепу прядей. От тела исходило столь невыносимое зловоние, что в комнате могли оставаться лишь Булыга - по известным причинам, Мари-Тереза - из супружеской верности, да еще кармелитка - из христианского милосердия и ради умерщвления плоти. Сидя у изголовья больного, Мари-Тереза с ужасом смотрела на озлобленного, раздражительного человека, от которого она ждала ребенка, Анриетта перебирала четки, а с виду совсем небрезгливый Булыга убирал испражнения или переносил господина на другую кровать, пока меняли постель. При этом он успевал регулярно информировать Мари-Мадлен.

— Эх, мадам, ну и канитель развел этот малый! Куча хлопот от него, и я уже не знаю, когда он наконец подохнет!

— Перестань, ты ведь хороший парень, и оказал мне большую услугу...

В мае Мари-Мадлен уехала в замок де Сен под Вервеном, где когда-то провела свою первую брачную ночь. То было серо-розовое сельское строение с заросшими мхом статуями и маленькими окнами, в которых отражалось вечернее солнце. Мари-Мадлен взяла с собой Брианкура и детей. Без конца твердя о «чести» и «мирской славе», она постоянно говорила, что хочет жить на широкую ногу, и внезапно решила обеспечить блестящее будущее (как она выражалась, «добротный дом») своим детям, чья судьба дотоле так мало ее заботила. Луиза выйдет замуж за богача, Жан вскоре тоже станет гражданским наместником, а Мари и Франсуа получат роскошное приданое.

— Ты же прекрасно понимаешь, солнышко, - поставив бокал, сказала она Брианкуру, - у нас впереди много дел.

Он посмотрел на нее с любопытством и смущением.

— Сейчас мы заняты устранением гражданского наместника -его пост займет мой сын, а заодно уберем и зажиточного придворного советника. Но это не все, ясное мое солнышко, нужно еще кое-что сделать. Скоро мы вернемся в Париж...

Она думала о Мари-Терезе и Анриетте. Растерянный и перепуганный Брианкур бросился к ее ногам.

— Умоляю, откажись от этих замыслов... Распутство тебя погубит.

Закрыв ему рот рукой, она осыпала поцелуями нежно-розовые щеки.

Каждый день Мари-Мадлен раскрывала ему подробности своих злодеяний, и каждый день он узнавал о каком-нибудь новом преступлении. Она ничуть не раскаивалась в убийстве братьев, которые, по ее словам, гроша ломаного не стоили, но, заводя речь об отце, изредка могла и всплакнуть. На следующий день после одного из таких признаний она фурией ворвалась к Брианкуру.

— Я рассказала тебе о разных мелочах и теперь очень жалею. Ведь это вопрос твоей и моей жизни, а ты - жалкий слюнтяй, ничтожество.

— Я никому ничего не скажу, но раз ты мной недовольна, позволь мне вернуться в Париж.

Она вмиг смягчилась:

— Нет-нет, если только ты будешь держать язык за зубами... А я в этом уверена... Я тебя озолочу, - легкомысленно пообещала она, хотя уже промотала почти все свое золото.

После полудня приехал Сент-Круа и долго беседовал с Мари-Мадлен, а затем и с молодым учителем, заверив его в дружеских чувствах и попросив заботливо ухаживать за маленьким Франсуа, которого горячо любил.

Словом, Брианкур вел там довольно странную жизнь.

***

— Истина - часть речи, обойденная молчанием, - говорит X. — Разве это не одна из наших любимых фраз?

— Прошу тебя, помолчи.

Хемлок проводит рукой по глазам - это движение она совершает все чаще, оно становится чуть ли не манией.