— Позже, — уточнил Горюнов, подмигнув Олегу, — а пока будем стоять на страже наших трофейных телефонов и симок. Я сейчас свяжусь с Уваровым. Хамед в любом случае пойдет по нашему ведомству. — Горюнов достал из кармана сотовый, покашлял и сообщил мрачно: — Из-за твоей царапины на плече сейчас меня будут кастрировать.
— Любопытно, как это будет происходить дистанционно, — Олег потер ладони в предвкушении, как самоуверенного Горюнова будет пользовать начальство. Но от слишком энергичного потирания ручек у Ермилова отдалось болью плечо. Он скривился.
— Злорадство до добра не доводит, — заметил Горюнов. — А с меня причитается.
— Ладно, оба же сунулись… сдуру, — все же добавил Олег. — Купишь местных лепешек с творогом чапильгаш. А то я в прошлый раз их так до дома и не довез, хотя анонсировал. Вадим слопал.
— Пусть Алексей тебя отвезет в гостиницу. Соберешь вещи, а я подскочу через часик, с лепешками, и провожу тебя в аэропорт.
— А ты?
— Я задержусь.
— Хочешь, чтобы виртуальная кастрация не превратилась в реальную?
— Начальству надо дать остыть, собраться с мыслями, чтобы нечленораздельная и нецензурная речь оформилась в конкретные поручения, лишенные эмоций. Ведь история с Хамидом напоминает рентгенологическую находку. Это, знаешь, когда делают снимок и находят вдруг кисту в кости, о которой не догадывались, а рентген назначили совсем по другому поводу. У нас вышла разведка боем.
«Горюнов явно везунчик, — думал Ермилов по пути в гостиницу. — Сунулся к Хамеду — а это явно было необдуманно. И отхватил джекпот. Даже если нет фотографий, он наверняка зацепил какого-то важного человека. В нашей работе всегда есть место чуду. Копаешь, копаешь, позади уже тонны земли, и вдруг блеснет самородок. Ну а со мной всегда так — я копаю, копаю, а приходит вот такой Горюнов и выхватывает самородок из-под носа. И если пуля срикошетит, то обязательно найдет меня».
Ермилов лукавил. У него был свой и довольно увесистый заветный мешочек самородков. И Ричарду Линли — английскому разведчику, резиденту МИ6 на Кипре — он не единожды сделал козью морду. Вначале даже сам о том не догадываясь. Да и цэрэушникам Олег Константинович не раз ломал их хитромудрые построения.
В гостинице и вещи собирать не пришлось, Ермилов просто достал так и не разобранную сумку из шкафа, бросил ее на кровать, прилег сам на несколько минут и провалился в сон.
Его разбудил Горюнов, сперва побарабанивший бодро в дверь, а затем, не дождавшись разрешения, ввалившийся в номер с пакетом с лепешками.
— Э, да ты скис, полковник, — он заметил мятую со сна физиономию Ермилова с рубчиком на щеке от подушки. Обратил внимание и на промокшую от крови повязку на плече Олега: — Тебе бы врачу показаться. Может, зашить надо?
— Есть новости? — проигнорировал заботу Ермилов, садясь на кровати.
— Уваров поносил меня всяко разно минут десять, но в итоге сообщил, что получит санкцию у начальства на передачу Главку всех электронных носителей Хамеда. Я тебе доложу, как будут новости по содержимому симок. Придется отрабатывать все его связи — работы непочатый край. Зоров «обрадуется». У нас и так хватает командировок, а теперь будет еще больше. Поселимся здесь, как дома, — он обвел взглядом гостиничный номер. — Перед дорожкой не хочешь хряпнуть коньячку, снять стресс?
Горюнов, не получив решительный отпор на сие коварное предложение, сбегал в свой номер и притащил бутылку. Разлил по стаканам коньяк, а Олег пожертвовал одну лепешку на закуску. Когда уговорили полбутылки и пол-лепешки, Петр снова достал из кармана браслет из монеток и стал им позвякивать, перебирая, как четки.
— Чей браслетик? Зазнобы? — Ермилов спросил, но тут же понял, что прозвучало пошловато.
— Она собой закрыла меня от пуль. Ее нет в живых, — без раздражения, спокойно ответил Петр, глядя на браслет. — Нет, предваряя следующий вопрос, это не мать Мансура.
— А где мать Мансура? Ты с ней видишься? — Олег догадался, что речь идет о сыне Горюнова, родившемся от курдянки.
Ермилов переступал границу дозволенного, но все же почувствовал, что Петр не пошлет его подальше за любопытство.
— Только во сне. И эти сны не слишком приятные. Ее убили митовцы, инсценировав это как бандитское нападение. Забили до смерти битами и сбросили в Босфор. Она мне снится такой… ну когда ее вытащили из воды через несколько дней. Хотя не я ее вытаскивал и не я хоронил…
Он помолчал, зажав сигарету губами, но не прикуривая.
— Знаешь, наши погибшие друзья приходят отчего-то, когда нам слишком плохо. Обступают со всех сторон… Начинаешь думать, если бы они были живы, может, все сложилось бы иначе. И от этих мыслей еще хуже…
В допросной все так же пахло табаком. Монотонный дождь с утра посбивал остававшийся липовый цвет, а пчелы, наверное, спрятались там, где сухо. Сидят себе на своих сотах, заполненных медом, и наслаждаются жизнью.