— Как я счастлива, что нашла единомышленника, — постанывала Рив, млея.
— Хорошо, что не злоумышленника, — отшутился Магнус.
— О, нет. Я вам сразу поверила.
— Постойте, постойте. Да вы цветете, как радуга!
Аспирантка переливалась всеми оттенками спектра и как будто не собиралась отодвигать плечо от гениального Волосатика.
— Чудно. Чудесно. Значит, вы исходите феромонами, которые индуцируют пигментацию. Что и требовалось доказать! — повторяла Рив, нисколько не смущаясь невероятной перемены. — Хотя откуда у вас гормоны насекомых?
Они спешно ретировались в его люкс. Пущены были в ход все известные ему и ей эрогенные зоны. О заседаниях биологического симпозиума было начисто забыто. За два дня беспрерывных экспериментов (трудно было назвать иным словом эти занятия), за два дня составлена была карта сенсорных участков кожи, ассоциированных с мимикрией.
— Сам господин случай столкнул нас, Рив. Я — редкостный продуцент пахучих половых гормонов. Ходячий атавизм. Вы — сверхчувствительный реципиент, — ликовал Магнус.
С этого началась лаборатория.
Нашлись Монни, Брок и Стаф.
Потом присоединился Иона, опустошенный, одинокий, потерявший надежду еще раз увидеть белобрысую девку с ослепительной улыбкой. Когда компашка Магнуса ушла догуливать в «Ночную клешню», Иона остался на парапете. Он помнит глухой удар и ощущение полета в пропасть. Исчезли все его деньги и кредитные карточки (кроме Галф). Так что оставалось заправиться и добираться до города Провидения. К тому же целехонькой была визитная карточка Магнуса.
— Вот что, братцы, — начинает Магнус, когда они расселись вокруг усеченного эллипса — стола экстренных сборищ. — Подкрепитесь и начнем кумекать.
В центре эллипса стоит вертушка с тарелками. На тарелках громоздятся сандвичи с ветчиной, лососем, сыром, кусками индейки. Кофе булькает в автоматической кофеварке. Бутылки с джин-джир элем и кокой торчат ракетами. Все, как в самые серьезные моменты.
— Давай, Магнус. Чего тянуть, — бурчит Брок. Никто его не поддерживает, но и не перечит ему. Все смотрят на Волосатика, который уперся глазами в Иону и ждет. Иона же не торопится начинать. Пусть спросит первым. Так они перемалчиваются, пока другие дочавкивают и доглатывают.
— Ну, что скажешь, Иона? — вступает Магнус.
— По нулям пока, Магнус. По нулям, — Иона чертит черенком вилки ноль.
— В чем причина. Иона? Скажи, что происходит с экспериментами?
— Не зацепляется, Магнус. Понимаете? Не зацепляется, хоть лопни. Или элиминируется уже после генетической передачи. Тотчас теряется признак. Не передается новым клеткам.
— Послушай. Послушай, Иона. Постарайся вернуться назад. А потом вместе с нами проанализировать все опыты снова.
Магнус вытаскивает Иону к светящемуся экрану. Мелькают фотографии стариков и старух. Энцефалограммы. Электроаудиограммы. Микробиопсии кожи. Электроионофорезы ДНК и РНК. Записи речи. Смех. Оживленные разговоры. Плач. Крики. Целая пленка смеха, разговоров, плачей и криков.
Иона вновь и вновь рассказывает о выборе подопытных:
— Наблюдались самые обездоленные старики и старухи, бездетные, заброшенные родственниками, потерявшие всякий интерес к жизни. Все положительные эмоции. Кроме ОДНОЙ. Все они продолжали любить музыку. Музыка индуцировала затравку цикла феногенотерапни. Вначале как будто что-то получалось. Кожа реагировала. Мышцы приобретали тонус. Возвращалась улыбка. Они радовались жизни. А потом — провал. Истерики. Кошмары.
— Кошмары — это область Брока. Тут мы знаем, что делать, а, Брок?
— Известное дело, Магнус. — Брок немногословен. Старается понять, кто перетянет. Останется ли Иона на первой линии. Или — сорвется. Тогда не жаль и потопить.
Но Магнуса не проведешь. Ему дело нужно, а не политика. Он вытаскивает Стафа, потом Монни, потом Рив — свою фаворитку, первую после Ионы в проекте «Улыбка».
— Рив, детка, ты что скажешь?
Рив переливается, жемчужничает. Эго признак неуверенности, невозможности остановиться на одном решении.
— Ну же, Рив! Мы ждем, — торопит Магнус.
— Мне иногда кажется, Магнус, что Иона может обойтись без нас. Без меня, во всяком случае, — выдавливает Рив.
— Что это значит? — Магнус проглатывает полстакана кофе и затягивается. Табачный дым окутывает его лицо, серебряный венец вокруг головы. Бог Саваоф, да и только. — Что это значит, Рив, «может обойтись»?
Магнус спрашивает Рив, но обводит взглядом всю компашку. Насупленного Брока. Ожесточившегося Стафа. Монни с его плавающей улыбкой. Рив. Решительную, честную Рив, сизую, как осенний рассвет.
Так жокей по жесту хозяина обводит лошадь на аукционе. Кто будет делать ставки? Кто вообще захочет купить?
— Это значит, Магнус, это значит, что мы со своей наукой и он, Иона, со своей музыкой, я не знаю, музыка ли это или… так звезды между собой переговариваются — ну, словом, он и мы… У нас разные концепции. Пусть бы работал самостоятельно.
Умная Рив. Умная и сверхчувствительная. Звезды переговариваются. Откуда ей знать это? И звезда с звездою говорит.
Магнус испытующе смотрит на Иону, потом на Рив. В этом взгляде ревность, подозрительность, надежда.
— А ты сам как думешь, Иона?